Похоже, половина Нью-Йорка все еще гудит о ней. Финансовое будущее нашей компании настолько безопасно, насколько это возможно — и у нас дюжина новых контрактов и в три раза больше многообещающих деловых контактов, чтобы использовать их в ближайшие годы. Дела у «Тейт и Кейн» идут изумительно. Я на вершине мира…
Так было до сегодняшнего утра, когда я проснулась от звонка из больницы. Здоровье отца внезапно ухудшилось.
Две недели назад во время званого вечера, отец, по-видимому, допоздна работал в своем домашнем кабинете, что ему категорически не следовало делать, но, черт побери, я никогда не могла удержать его от работы. По какой-то причине он упал в коридоре, вероятно, по пути в ванную. Папа либо споткнулся, либо просто потерял сознание. Ночная медсестра нашла его лежащим без сознания и позвонила 911.
В ту ночь я делала все, что в моих силах, чтобы не разрыдаться, пока ехала в больницу на предельной скорости. Все ужасное, что могло случиться с моим отцом, промелькнуло перед моими глазами в виде жуткого слайд-шоу. Одному Богу известно, как долго он пролежал на ковре. Папа мог умереть еще тогда.
К черту вечеринку — мне следовало быть рядом. Нужно было почаще его навещать. Черт, я изначально должна была найти способ удержать его упрямую задницу в постели. Если бы я старалась сильнее, более внимательно присматривала за ним, была бы лучшей дочерью…
Пронзительный гудок возвращает мое внимание обратно к дороге. Я пытаюсь сосредоточиться на том, чтобы попасть в больницу и при этом не добавить еще одной семейной трагедии. Эти мысли самобичевания были бесполезны пару недель назад, и размышлять над ними теперь — не лучше. Но они все равно гложут меня.
Кажется, прошло несколько часов, но на самом деле всего минут двадцать, когда я добираюсь до больницы. Затем паркуюсь на стоянке, опустив в счетчик пригоршню четвертаков, и врываюсь внутрь. Потом иду к дежурной сестре, но не для того, чтобы узнать, как пройти в палату отца в онкологическом отделении. Я уже наизусть знала куда идти — третий этаж, дважды повернуть направо, последняя дверь налево, палата триста два. Слишком нетерпеливая, чтобы ждать лифт, я поднимаюсь по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки.
Открыв дверь, я судорожно втягиваю воздух, когда вижу папу. Потому что несмотря на то, что за последние две недели навещала его уже с полдюжины раз, по-прежнему ужасно видеть его в таком тяжелом состоянии. Добрый Великан моего детства, мудрый и милосердный, который всегда точно знал, что делать, теперь лежит бледный и изможденный на больничной койке, окруженный бесчисленным количеством трубочек, проводов и пищащих машин. Смерть все ближе и ближе подкрадывается к нему, медленно, но неумолимо — ей нет необходимости спешить, потому что знает, что в конце концов она поймает свою жертву — и у меня нет выбора, кроме как смотреть зверю прямо в его налитые кровью глаза.
Меня это бесит.
Мне хочется все исправить, заставить его боль и недомогание уйти.
Но я бессильна.
Когда сажусь на единственный стул возле его постели, отец шевелится и открывает глаза. Потом с трудом садится.
— Оливия… как ты, милая?
Может быть, это только лишь мое воображение, но его голос звучит немного хрипло.
Я грустно улыбаюсь. Он лежит здесь, такой слабый, а спрашивает у меня, как я?
— Не имеет значения, это неважно. Ты в порядке? Что случилось? Как долго ты, по их мнению, пробудешь здесь?
Место, где он рассек голову, что потребовалось наложить швы, превратилось в едва заметную линию над бровью. Рана неплохо заживает. Но важнее та дрянь, что была внутри него. Где таилась болезнь, которую я не могла увидеть и с которой не могла бороться.
— Помедленнее, милая, по одному вопросу за раз. У меня опять закружилась голова. Скорее всего, от химиотерапии, нежели от рака. И они пока не знают и все еще проводят тесты. Клянусь, эти вампиры высосали половину моей крови. Но доктор сказал, что это может быть от пары недель до самого…
Я сглатываю комок в горле. Папа не договаривает, но это и так понятно. Или до самого конца.
Отец чуть-чуть двигается и кладет ладонь поверх моей руки.
— А теперь расскажи, как у тебя дела.
Упрямый старик. Но если он хочет отвлечься, то я не могу винить его за это. И, возможно, ему станет легче, когда он услышит о нашей удаче. Я натягиваю свой кардиган на плечи, так как кондиционер здесь всегда настроен на охлаждение, и наклоняюсь ближе к отцу.
— Я еще не до конца разобралась с цифрами… — до того, как все пошло наперекосяк, я планировала закончить с этим к обеду, — но думаю, что мы на верном пути. Мои прогнозы выглядят лучше, чем когда-либо. Так что я бы сказала, что все в порядке.
Заседание совета директоров должно состояться не раньше, чем через несколько дней, поэтому их решение еще предстоит узнать, но, если не случится никаких катастроф, то «Тейт и Кейн» почти наверняка будет в безопасности от их Дамоклова меча.
Папа прерывает ход моих мыслей хриплым смешком.
— Я не об этом спрашивал, детка. Я хотел узнать, как ты.
Ох. Мне нужно немного времени, чтобы обдумать вопрос.