Женатый мужчина

Говорил он в нос и чуть нараспев, как говорят в том городе, где он преподавал, и это вкупе с его внешним видом и взглядами подтверждало худшие опасения соседей Алисы Стрикленд, бывавших на ее коктейлях, о порче нравов в государственных школах. В глубине души, однако, Грэм был традиционалистом (учился он в той же классической школе в Ньюарке, что и Исаак Ньютон, окончил педагогический колледж Лондонского университета) и инстинктивно стал таким же консерватором, как и его отец, аптекарь, но при этом был честолюбив и рано понял, что новомодная внешность в сочетании со старомодными устоями теперь лучший залог успеха, почему и предпочитал хлопчатобумажную одежду и ливерпульский выговор; применившись к конъюнктуре в системе народного образования (борьбе с текучестью и т. д.), и впрямь преуспел, став к сорока годам директором единой средней школы.

В сочельник, когда гости разошлись, Клэр с матерью убрали лишние рюмки, малышей отправили спать, поужинали, отправили спать и остальных детей и до половины одиннадцатого смотрели телевизор, пока не выключили электричество. Тогда Алиса зажгла свечи, расставленные по дому во всех «ключевых» местах, и они с Клэр отправились в Йорк к полуночной мессе. Алиса принадлежала, конечно, к англиканской церкви и утром на следующий день все равно пошла бы на утреннюю службу в местный приход, но она любила эту полуночную церемонию и считала долгом вежливости проводить невестку. Джон, Грэм и Сара остались в маленькой гостиной.

— Клэр каждое воскресенье ходит в церковь? — поинтересовался Грэм нормальным голосом, забыв вдруг свой ливерпульский выговор.

— Да, — ответил Джон.

— И детей водит? — Да.

— И вы не возражаете, что им затуманивают мозги религиозными предрассудками?

— В общем, нет.

— А Клэр действительно верующая? — спросила Сара.

— Думаю, да.

— Смешно, верно? — сказала она. — Ведь в остальном она производит впечатление вполне разумного человека.

— Это у них фамильное, — сказал Джон.

— Но она не обязана верить только потому, что верят в ее семье! — заметил Грэм.

— Нет, конечно. — Джон поднялся налить себе портвейна, хотя чувствовал, что ему уже хватит: от непривычной праздничной еды началась изжога.

— Так она действительно верит?

— Должно быть. Мы никогда с ней об этом не говорили.

— А тебя она не пыталась обратить в свою веру? — спросила Сара.

— Нет.

— А вы ее — в свою? — спросил Грэм.

— В какую?

— Ну, в ту, в которую вы сами верите.

— Мы больше спорим о политике.

— Вот уж никак не подумала бы, — сказала Сара.

— Почему?

— Разве вы оба не тори?

— Я — нет.

— Кто же ты тогда?

— Лейборист. Всегда был лейбористом. Грэм прыснул со смеху.

— Полно вам, — сказал он.

— Более того, возможно, меня выдвинут в парламент.

— От лейбористов? — недоверчиво спросила Сара.

— Конечно.

— Удивительно.

Некоторое время все сидели молча.

— И где, по какому округу? — допытывалась Сара.

— Хакни-и-Харингей.

— Вас уже выдвинули? — спросил Грэм.

— Нет еще. Конференция будет только в конце января.

— Ты правда социалист? — не унималась сестра.

— Не меньше твоего.

— Живешь ты иначе.

— А как живут социалисты?

— Во всяком случае, не в двух домах.

— У половины «теневого кабинета» по два дома.

— Они не социалисты.

— Ну, тогда я такой же социалист, как они. Годится? — И снова воцарилось недовольное молчание.

— Как хотите, — произнес Грэм, все еще не придя в себя от услышанной новости, — а парламент — напрасная трата времени.

— Может быть, — сказал Джон. — А что не напрасная трата времени?

— Ну, в общем-то, возможно, какая-то польза и будет, — сказал Грэм. — Я хочу сказать, законы-то ведь нужны, верно? Да только слишком это тупые инструменты.

— Так что же делать? Пусть все остается как есть?

— Нет, просто надо копнуть глубже.

— Как?

— Добираться до сознания людей. Хватать их, когда они еще молоды. А когда они вырастут, мозг их уже задубеет. У них будет полно предрассудков.

— Возможно, вы и правы, — саркастически заметил Джон, — но бывает же, что взгляды меняются, разве нет? Потому и правительства у нас время от времени бывают разные.

— Но на самом-то деле разницы между ними нет, верно? Я хочу сказать, насколько я понимаю, передние скамьи обеих партий в парламенте более или менее одинаковы. Единственный путь изменить общество — это изменить людей, а единственный путь изменить их — это школа.

— Промывать им мозги?

— Называйте это как угодно, — сказал Грэм. — Я лично считаю одной из своих обязанностей пытаться преодолеть предрассудки, которые мои питомцы приносят из своей среды, и внушить им более либеральные взгляды, в том числе и социалистические.

Джон зевнул.

— Прекрасно. Быть может, они проголосуют за меня в тысяча девятьсот девяностом году.

— Это будет означать, что я трудился впустую, — серьезно заметил Грэм, но тут же рассмеялся, делая вид, что это была просто шутка.

Джон только собрался ответить, как дали свет. Они задули свечи и вернулись к телевизору.