Женатый мужчина

Он повернулся на спину и уставился в темноту широко открытыми глазами, вслушиваясь в тиканье часов. Снова и снова пытался понять, что же это, отчего он так несчастен. И вдруг у него перехватило дыхание: часы продолжали тикать, а он вспомнил, что Паула сказала в тот день о детях — как они будут страдать, если разрушится семья. Он вспомнил теперь все, до последнего слова, и вздрогнул, когда осознал, что она под этим подразумевала: она не сомневалась — он оставит Клэр и женится на ней.

Он часто и тяжело задышал, словно ему не хватало кислорода, чтобы понять, как Паула могла прийти к такому выводу, и сообразить, как же ему теперь выпутаться, этакое досадное недоразумение. Разве он говорил Пауле о разводе или о том, что собирается разъехаться с женой? Он не мог этого сказать, потому что ничего подобного ему и в голову не приходило. Он мог фантазировать о том, что было бы, если б Клэр вдруг умерла, но оставить ее одну, забрав детей, или оставить с детьми? О чем он говорил в тот вечер, когда вернулся в Лондон? Может, в порыве чувств брякнул, что оставляет Клэр? Он старался припомнить и не мог. Она сказала — это он точно помнил, — что не собирается разрушать его семью, а он ответил… Нет, не вспомнить. А что хотел сказать? Что любовь к ней не разрушит его семью и их связь не влияет на его отношение к жене: да, он больше не испытывает к Клэр романтической любви. Но она его жена. Он не собирался ни отрицать этого, ни утверждать, будто собирается ее оставить.

Выяснив причину своей тревоги, он немного успокоился и снова повернулся на бок. Когда они завтра встретятся, он объяснит Пауле, что хоть и любит ее и всегда будет любить, но никогда не бросит Клэр. С этой мыслью он глубоко вздохнул, как ребенок, только что горько плакавший, и уснул.

Решения, принятые ночью, утром не всегда легко выполнить. Открыв глаза, Джон тотчас вспомнил, что ему предстоит сегодня вечером, а глядя за завтраком на двух своих детей, весело набивавших рот овсянкой, точь-в-точь как в телевизионной рекламе, он только еще больше утвердился в своей решимости объявить Пауле, что никогда не оставит семью. Он видел все преимущества, которые обрел бы в качестве супруга Паулы Джеррард, и тем не менее был больше прежнего убежден, что не сможет заставить себя сказать Тому и Анне, что они с Клэр «будут теперь жить в разных домах» или какие там еще эвфемизмы употребляют, чтобы не произносить слова «развод»; ему не придется видеть, как они завтракают, он будет встречаться с ними лишь по субботам да во время школьных каникул и праздников. Будь Паула самой Еленой Прекрасной, он не пойдет на такое. Вспомнилась фраза из Библии, вычитанная еще в детстве: лучше повесить мельничный жернов на шею и броситься в море, нежели согрешить против одного из малых сих.

Клэр вошла на кухню, протирая глаза спросонья и чувствуя себя неловко оттого, что она все еще в халате. Лил дождь, поэтому она велела детям надеть резиновые сапоги и каждому дала полиэтиленовую сумку с туфлями — переобуться в школе. Проводив детей, она налила себе кофе и села за стол напротив Джона.

— Ты весь день занят? — спросила она.

— Думаю закончить одно дело в Олд-Бейли.

— А вечером будешь дома?

— Боюсь, что нет. Из суда придется поехать прямо в Хакни.

Она вздохнула:

— Я тебя почти не вижу.

Он показал глазами на газету:

— Скоро так или иначе все кончится.

— Надеюсь, тебя не выберут, — тихо произнесла она, словно упрямый ребенок, уткнув нос в чашку.

— Я тоже, — сказал Джон, глядя в газету. — Только теперь поздно давать задний ход. Придется терпеть до конца.

Глава восьмая

К этому времени Джон насмотрелся на Паулу в самом разном настроении. Случалось, она безо всякой видимой причины встречала его мрачная и молчаливая, и требовалось немало выдержки выносить ее такую целых три или четыре часа; а то вдруг она была так весела и жизнерадостна, что он, подобно Золушке, страшился наступления полуночи. В этой смене настроений и заключалось очарование Паулы: иногда она была «обыкновенной гадюкой», по выражению Мэри Масколл, и тогда на него веяло ледяным холодом йоркширского ветра, но тем приятнее было, когда тучи рассеивались и она сияла безоблачной улыбкой.

Ее непредсказуемость немного пугала Джона, и он обычно предоставлял ей возможность решать за них обоих, хотя был на двенадцать лет старше. Если вставал вопрос, где ужинать, дома или в ресторане, то Джон, конечно, предпочитал дом, так как рестораны, которые по кулинарии и выдержанности вин соответствовали ее привычкам, вводили его в непомерные расходы; хотя их отношения позволяли ему пользоваться ее зубной щеткой и болтать с Паулой, пока та сидела в туалете, однако признаться ей, что одна мысль о счете не только отбивает ему аппетит, но и портит удовольствие от их встречи, он не мог.