Женатый мужчина

Единственным преимуществом ресторана было то, что это поднимало настроение Паулы. Она не была гурманом: выбирала что-то из меню и потом лишь ковыряла вилкой дорогое блюдо, беззаботно болтая о том о сем. Ужины дома таили вечную угрозу: у Паулы могло что-то не получиться — мясо пережарится или свернется соус, — тогда у нее портилось настроение. И бесполезно было убеждать, что мясо он любит хорошо прожаренное, а прочие тонкости ему недоступны, — она только больше мрачнела; если ты безразличен к ее неудачам, значит, безразличен и к успехам.

Поэтому, когда он вошел к ней в тот вечер (теперь у него был собственный ключ) и увидел ее стоящей у плиты, он, с одной стороны, обрадовался, что они не идут в ресторан, а с другой — встревожился, как бы какая-нибудь кулинарная промашка не затруднила предстоящий разговор.

Паула обернулась на стук двери, улыбнулась и пошла ему навстречу, облизывая кончики пальцев.

— Ну и как? — спросила она, имея в виду дело, которое он сегодня вел в Олд-Бейли. — Одолел?

— Да. Еле-еле.

— Поздравляю. — Она поцеловала его и вернулась к плите. — Не задерживайся в ванной, — сказала она. — Я делаю кнели, они хороши только с плиты.

Он лежал, уставившись на зеленую лягушку, до подбородка погрузившись в горячую воду, и размышлял, какую избрать тактику: заговорить ли о Клэр до ужина, после ужина или потом в постели. Он решил не уходить сегодня, не объявив о своих намерениях; в то же время он твердо решил не порывать с Паулой, однако трудно провести разговор так, чтобы не создалось впечатления, будто он отказывается от Паулы и предпочитает ей Клэр.

Он вылез из ванны, вытерся белой простыней, переоделся, как обычно, и вышел в большую комнату. Окликнул Паулу и, услышав ее шаги на лестнице, решил, что лучше выложить все сразу, чем мучиться целый вечер. Он подал ей аперитив, и они стали, держась за руки, спиной к камину.

— Я сегодня обедала с отцом, — сказала она. — Он говорит, Хит собирается назначить выборы.

— Когда?

— Завтра объявит.

— Значит, голосование будет в феврале?

— Двадцать восьмого.

— Отцу об этом сказали?

— Не официально, но у него есть знакомый в кабинете министров.

Джон поджал губы.

— Я смотрю, тебя это не очень волнует, — сказала Паула.

— Я… — начал он и запнулся, полный самых противоречивых чувств.

— Как это может сказаться на делах в Хакни?

— Понятия не имею. Может упрочить позиции О'Грэйди, если он решит остаться еще на один срок.

— Поэтому ты такой озабоченный?

— Нисколько. Просто я предпочел бы баллотироваться не в такой накаленной обстановке. Единственным спорным вопросом будет сила тред-юнионов, но это феномен социальный, а не политический. — Он тяжело вздохнул и залпом выпил джин.

Паула взяла у него бокал и подошла к столику с бутылками.

— Я понимаю, что ты имеешь в виду, и все равно меня эта новость взволновала, — сказала она. — Я уверена, что твою кандидатуру выдвинут, и уверена, что ты будешь избран. Не важно, победят лейбористы или нет, потому что можно сделать себе имя и в оппозиции… — Она вернулась к нему, подала бокал.

— Вероятно, ты права, — сказал он. Она обняла его.

— Так в чем же дело? Ты сегодня мрачнее тучи.

— Не спал ночь. Глаз не сомкнул — заботы, заботы…

— Какие?

— Ну, я все думаю — а создан ли я вообще для политики…

— Если не ты, — сказала Паула, — то уж не знаю, кто тогда и создан.

— … или что будет с нами?

— А что? Будем стариться, как все на свете мужья с женами! — Отвечала она быстро и не задумываясь, словно это был риторический вопрос.

— А Клэр?

— Снова выйдет замуж…

— Она не сможет.

— Почему это?

— Она католичка.

— Господи, да кто же на это обращает теперь внимание!

— Клэр обращает.

Они помолчали — молчание наступило внезапно, как холод или темнота.

— Ты хочешь бросить меня? — тихо проговорила Паула.