Женатый мужчина

Все это, однако, имело больше отношения к привычке и заботам об удобстве, нежели к тому, что правильно, а что неправильно, поэтому теперь, когда образ Джилли Масколл захватил его, Джона не терзали угрызения совести по поводу того, что в мечтах он уже был ее любовником. Мысль о том, что «всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействует с нею в сердце своем», казалась скучной сентенцией, как и для подруг Клэр по католическому монастырю, считавших, что семь бед — один ответ, а стало быть, не проще ли лечь в постель к первому, кто поманит.

И Джону поэтому вовсе не было совестно, когда в ту субботнюю ночь он, вместо того чтобы исполнить супружеский долг, предался воспоминаниям об обеде с Джилли Масколл. В конце концов, она куда больше походила на девушку, на которой он женился, чем эта тридцатидвухлетняя женщина, лежавшая рядом с ним.

Глава седьмая

С каждой новой встречей Джона все больше увлекала Джилли Масколл, хорошенькая, хотя и вполне заурядная девушка, пока дело не дошло до того, что его стали очаровывать любое ее слово или поступок. Он любовался ее неуклюжестью, точно грациозностью балерины, и завороженно внимал банальным суждениям и глупым шуткам. Если что и удерживало его от любовных признаний, то отнюдь не моральные соображения, а единственно страх англичанина показаться смешным.

Посему он шел к цели осторожно, через разговоры — говорил Джилли, как она прелестна, как она привлекательна, какое он получает удовольствие от общения с ней, как он к ней привязался, — во всех этих чувствах можно было признаться и другу, и предмету пылких чувств на случай, если потом придется бить отбой. Он же делал следующий шаг, лишь когда чувствовал, что его комплименту не только приняты, но и возвращены — причем возвращены с невинным пылом, ибо Джилли твердила, что это она привязалась к нему, что это он ее обогащает своей зрелостью, что это он, человек в летах, куда притягательнее для нее, девчонки, что ей льстит его внимание, но в конце концов она понимает, что, конечно же, ему наскучит.

То, о чем Джилли умалчивала, она выражала взглядом — этими своими долгими знойными взглядами. Как-то раз она даже придвинула к нему ногу под столом, и Джон сидел с сильно бьющимся сердцем и не мог решить, было ли это продиктовано желанием или тем, что у нее затекла нога. Ну конечно же, он знал, что молодежь нынче падка на легкие связи, и был уверен, что, случись ему стать любовником Джилли, он будет не первым. И однако же все корабли будут сожжены, едва он коснется ногой ее ноги под этой розовой скатертью, к тому же он вовсе не стремился публично демонстрировать свое влечение к ней, а потому, продолжая беседовать, взял лишь в руки ее руку, как если бы Джилли была его дочерью.

Как-то днем, в середине октября, они вышли из ресторана на Флит-стрит и остановились в нерешительности на тротуаре, словно обоим не хотелось расставаться.

— Вам куда? — спросил ее Джон.

— А никуда особенно, — отвечала она.

— Я должен в четыре встретиться с поверенным, — сказал он, — но у нас уйма времени, вполне еще можно погулять в парке.

— Похоже, вот-вот хлынет дождь, — сказала Джилли, оглядывая серое небо.

— Возможно, — сказал Джон.

— Почему бы вам не поехать и не взглянуть, где я живу? — сказала Джилли.

— Хорошо, — произнес он голосом, которому пытался придать вполне естественную интонацию, хотя у него чуть дух не перехватило. Он посмотрел на часы. — Правда, придется поторопиться.

Они подозвали такси, и оно помчало их по Шафтсбери-авеню к Пимлико ^[21]. Через десять минут они были на Уорик-сквер. Джон расплатился, а Джилли вынула ключи из сумки. Джон шел за ней по лестнице и любовался ее красивыми ногами в лакированных сапожках. Он был взволнован и возбужден, точно шестнадцатилетний юнец. «Ну вот, — подумал он. — Она сама расставила точки. Теперь отступать некуда».

Они поднялись на второй этаж. Джилли открыла дверь, и Джон последовал за ней в крохотную прихожую. Здесь они сняли пальто и прошли в гостиную. Все как он себе и представлял: обстановка самая безликая, за зеркало над газовым камином засунуто несколько приглашений, отпечатанных литографским способом, — одни на имя Джилли Масколл, другие на имя Миранды Крили.

— Идемте, покажу остальное, — сказала Джилли. Он прошел за ней в маленькую кухню. В раковине были свалены немытые чашки и блюдца, на буфете стояла открытая банка растворимого кофе.

Джон заглянул в зеленую ванную, затем ему показали спальню Миранды с неубранной двуспальной кроватью, на которой лежали горы мятой одежды.

— А это вот моя комната, — сказала Джилли.

У нее стояла односпальная кровать, аккуратно застеленная стеганым лоскутным одеялом. На подушке лежала сложенная голубая ночная сорочка. Фотография родителей стояла в рамке на комоде, а на туалетном столике рядом с пластиковой бутылочкой дезодоранта и коробочкой туши для ресниц — стадо стеклянных зверушек: слоник с зеленым хоботом, лошадь с розовыми ногами, обезьянка с желтым хвостом. Джон взял книгу с тумбочки у кровати, это оказалось пособие по поневодству.