Накануне падения Екатеринбурга именно Голощекин приехал в городскую тюрьму и, обходя камеру за камерой, определял, кто должен быть уничтожен. В ту героическую пору Голощекин являлся областным военным комиссаром (высшая власть, которая ставила его над всеми комиссарами области) и членом Уралсовета.
В. Л. Бурцев посвятил жизнь разоблачению провокаторов в революционных партиях и преуспел в этом: в числе оных оказался и Евно Азеф. Авторитет Бурцева в русской общественности был непререкаем. Бурцев так отзывался о Голощекине:
«Это типичный ленинец… участник всевозможных экспроприаций. Это человек, которого кровь не остановит… палач, жестокий, с некоторыми чертами дегенерации».
Подобная проницательность делает честь Бурцеву.
Все, кто встречался с Голощекиным, отмечали его «бешеную энергичность». Он знал Урал, имел опору на большевистски настроенных крупных заводах. С высшей властью в Москве, что называется, был на «ты»…
Шая Исаевич Голощекин (партийная кличка — Филипп) — родом из Невеля Витебской губернии, это в черте оседлости евреев. Он окончил зубоврачебную школу в Риге. В партии слыл верной опорой Ленина. О «женевском» будущем России знал до тонкостей. В то лето восемнадцатого ему исполнилось сорок два: невысокого роста, плотный, розовощекий, с черными усами, чрезвычайно уверенный в поведении.
В дни Октября Голощекин являлся членом петроградского ВРК.
«…Основной функцией, которая была возложена на меня, — писал он в Центрархив 6 июня 1928 г. (для истории рыхлил след), — был прием делегаций с фронта: разъяснить смысл и цель Октябрьского переворота (через 11 лет после переворота стали писать слово «октябрьский» уже с заглавной буквы. — Ю. В.), выяснять настроение частей, устанавливать с ними связь, снабжать литературой… а затем к концу (очевидно, беседы. — Ю. В.) приглашал В. И. Ленина».
А вот каким видит Голощекина А. К. Воронский в самом начале 1912 г. в Праге сразу по завершении работы партконференции[98]
:«…Мы усердно опорожняли бутылки. Каменев снял пиджак, пустился отплясывать русскую. Поощряя его, мы собрались в круг, гикали, хлопали в ладоши, орали песни. Филипп пел высоким и недурным тенором арии из опер, сожалел, что нет «прелестных женщин», пытался улизнуть неизвестно куда, его поймали и изобличили перед Лениным…»
Из выступления первого секретаря Союза писателей Казахстана О. Сулейменова на XXVII съезде Компартии Казахстана в июне 1990 г.: «…Мы должны с уважением относиться к тому, что было… в кабинетах наших президентов будут портреты всех: пусть там и Голощекин… и Брежнев, и Кунаев…»
На конференции в Праге департамент полиции, так сказать, представляли делегаты Малиновский и Романов, причем оба с решающим голосом. По своим источникам почти исчерпывающие сведения получил и провокатор Бряндинский. Это была еще одна победа российского политического сыска.
По их донесениям для министра внутренних дел империи был составлен доклад о составе, ходе и работе конференции.
Вот выдержки из доклада.
«
…От Москвы:
Борис Иванович (он же «Филипп») эсдек-большевик (эсдек — это значит социал-демократ. — Ю. В.), административно высланный и самовольно оставивший место административного надзора мещанин Шая Ицков Голощекин, бывший член Моск. Комитета РСДРП, арестованный в Москве в 1900 г. (от самого корня партии убежденность и решительность у товарища Голощекина, с каких годов греет на груди партийный билет. — Ю. В.); связался в Москве в среде «легальных возможностей» с ранее ему известной публикой… «Филиппу» даны были мандаты на двух лиц, и представлено право избрать по личному усмотрению вторым делегатом (от Москвы. — Ю. В.) кого-либо из проживающих за границей видных партийных работников (Голощекин отдаст его Зиновьеву. — Ю. В.)…
От Саратова «Валентин» (Воронский А. К.), большевик-примиренец, около 25–27 лет от роду; интеллигент, еврей по национальности, занимается мелким литературным трудом; жил во многих местах Империи, отбывал административную ссылку в г. Яренске Вологодской губернии; по возвращении в пределы Империи намерен обосноваться в гор. Одессе…
Представительствовали заграничные „верхи“ партии: 1) „Ленин“, 2) „Каменев“, 3) „Александров“ и 4) „Альберт“…»
А вот дальше — самое важное, чего ради стоило читать этот пропахший почти вековой пылью документ:
«Как характерную особенность должен отметить в данном случае то обстоятельство, что во все дни заседаний конференции чувствовалась явная предопределенность выносимых резолюций, неуклонное и планомерное осуществление замыслов, предварительно продуманных закулисным порядком и здесь, на конференции, лишь оформлявшихся официальными решениями слепо преданных своему лидеру делегатов-большевиков…»
Вот и дождались диктатуры пролетариата! Ведь это исполнение воли-предписания сверху выдается за волю рабочего класса. Это они-то, сидящие в уюте европейских библиотек, познали его волю?