Жених благородных кровей

– Прекрасно тебя понимаю. – Она попыталась нарисовать в воображении мать Джеффри. Перед глазами возник расплывчатый образ чопорной дамы, от взгляда строгих глаз которой повеяло холодом и стало до того не по себе, что захотелось тотчас забыть и о великих предках Джеффри, и вообще об этом разговоре.

В пятницу Джеффри заехал за Робертой в издательство и увез ее за город. Они шли по мельчайшему песку широкого пляжа, которому не было конца и края, подставляли лица вольному ветру с океана и наблюдали, как огромные чайки ужинают выброшенными на берег крабами.

– Гостиную в доме моих родителей украшают написанные в позапрошлом веке портреты, а в семейной библиотеке есть старинные книги на гэльском, – сказал Джеффри.

Его слова так заинтриговали Роберту, что образ строгой дамы перед глазами тотчас растворился.

– Правда? – Она хлопнула в ладоши и, приостановившись, подпрыгнула на месте. – Вот было бы здорово взглянуть на эти портреты и полистать книжки... Правда, по-гэльски я не знаю ни словечка, но, если ты расскажешь хотя бы о чем в этих книгах, мне будет безумно интересно даже просто подержать их в руках.

– Тогда завтра же навестим их, – невозмутимо, будто речь шла об очередной прогулке в окрестностях Дублина, произнес Джеффри.

Заливаясь краской стыда, она легонько шлепнула себя по губам.

– Ой! Прости, пожалуйста... Выходит, я сама напросилась к тебе в гости. – Она решительно покачала головой. – Нет-нет. Лучше съездим куда-нибудь еще.

– Почему? – удивился Джеффри.

– Ты ведь сам говоришь: твои родственники строго следуют принятым в вашем кругу нормам. С одной стороны, мне большинство условностей кажутся нелепыми, с другой же – не хочется оскорблять чувства твоих родителей. Они в глаза меня не видели, слыхом обо мне не слыхивали...

– Еще как слыхивали, – возразил Джеффри, хитро улыбаясь. – Миссис О’Брайен узнала о тебе буквально через несколько дней после Дня святого Патрика.

– Откуда?

– Я рассказал, – просто ответил он. – У моей обожаемой матери помимо страсти ко всему великосветскому есть ряд других скверных привычек, – ворчливо, но с очевидной любовью в голосе прибавил он, поднимая руку и загибая палец. – Во-первых, ей все время кажется, будто я голодаю, хоть я вечно твержу ей: голод, вне всякого сомнения, облагораживает, но я, здоровенный детина, если бы не ел, не мог бы писать свои «ужасные» книжки. – Он усмехнулся и загнул второй палец. – Потом мама считает своим долгом донимать меня через день звонками. В общем, я при первой же возможности сказал ей, что в следующий раз хотел бы приехать домой не один.

Страшно смутившись, Роберта прижала к щеке прохладную руку. Другая на ее месте радовалась бы, узнав, что уже небезызвестный писатель, с которым она встречается, еще и наследник знатных, явно не бедствующих родителей, и лезла бы из кожи вон, лишь бы укрепить связь, прийтись по вкусу его семье и благополучно выскочить замуж. Роберту же, которая признавала лишь отношения с человеком – не с деньгами, положением в обществе либо влиянием – и всей своей сутью полюбила не успехи Джеффри, а его самого, новость о его родовитости лишь сбила с толку.

– И все же... – пробормотала она, придумывая, как бы отсрочить предстоявшую поездку. – Было бы гораздо лучше, если бы мы предупредили твоих родных заранее: будем такого-то в такое-то время.

Джеффри улыбнулся и потрепал ее по щеке.

– Я давно приучил родителей, что не желаю и не могу жить по их бредовым светским законам. Большей частью они ведь правда нелепые. И мама и отец до сих пор пытаются доказать, что я ошибаюсь, но я твердо стою на своем. В общем, не переживай, очень прошу. Нагрянем без предупреждения – все равно обрадуются. Я же как-никак их единственный сын. А без тебя мне теперь никуда.

От последних слов у Роберты приятно защекотало в груди. Она улыбнулась, но, представив, что входит в дом О’Брайенов – царство неискренности, изящных манер и вещиц, – поежилась и прикусила губу. Джеффри, заметив, что она до сих пор колеблется, умильно засмеялся, остановился и крепко ее обнял.

– Хорошо, если так тебе будет спокойнее, я завтра рано утром позвоню маме и скажу, чтобы нас ждали. По рукам?

Роберта заглянула в любимые серые глаза – правый был с коричневым пятнышком у самого зрачка, – острее обычного почувствовала, что, дабы глаза эти век светились радостью, она готова не то что съездить в гости к старшим О’Брайенам, а встретить лицом к лицу любое злосчастье, и без слов кивнула.

4

Они поужинали в старинном пабе «Джонни Фокс», и Джеффри предложил поехать к нему, но Роберта, хоть и почувствовала пьянящее тепло внизу живота, решила: сегодня лучше переночевать дома. Ее терзали сомнения. Не понимая почему, она до жути боялась завтрашней поездки.

– В тебе как будто до отказа натянулась струна, – сказал Джеффри, остановив машину возле дома, где она снимала квартирку.

– Что? – Она вздрогнула, словно задремала с открытыми глазами и он вдруг разбудил ее.