Нужно взять себя в руки и побороть это животное чувство. Он не позволит минутной слабости разрушить его планы. Решение принято, и он не отступится. Марку вдохнул и медленно выдохнул. Включил дворники на полную мощность, снег залеплял стекло быстрее, чем они справлялись. Сильный ветер бежал поземкой и тут же заметал следы колес. Дорога домой будет не из легких.
Марку добрался домой ночью. Дети давно спали. Он заглянул к ним, а затем отправился к Моне и постучал в дверь.
Ответа не было. Неужели тоже легла спать? Он уже развернулся, чтобы уйти, как она высунулась из-за двери. Волосы ниспадают на плечи, а глаза необычайно яркие, в контраст с белоснежной кожей.
- Я тебя разбудил? - спросил он, немедленно чувствуя укол совести.
- Нет, я читала в постели.
- Как дела с детьми? Ты не звонила, надеюсь, все в порядке?
- Да, время летит незаметно. Мы прекрасно ладим.
Что-то в ее голосе насторожило его. Марку заволновался.
- Чем вы занимались?
- Пекли печенье, играли в снегу, - улыбнулась она во все тридцать два зуба.
Она все еще выглядывала из-за двери так, что Марку не видел ничего, кроме ее головы и части плеча. Он еще больше засомневался.
- Много гуляли и…
- Чем больше ты говоришь, тем больше я подозреваю обратное, - сказал Марку.
- Почему?
- Кажется, ты намеренно хочешь показаться счастливой.
- Но так и есть. Мне нравится проводить время с детьми.
Тут-то он углядел серебряный огонек поверх ее головы, принюхался и почувствовал тонкий аромат хвои. Марку подошел к ней вплотную, толкнул дверь и увидел небольшую елку, украшенную огнями, гирляндами и игрушками, а божественный аромат наполнял комнату праздником. Он тут же почувствовал ностальгию.
С минуту он молчал и смотрел на дерево, затем глубоко вздохнул, пытаясь справиться с нахлынувшими воспоминаниями, и сказал:
- Я думал, мы договорились: никаких деревьев и украшений…
- Я никогда не соглашусь, - в сердцах ответила она и скрестила руки на груди.
- Не важно. Ты здесь и будешь выполнять то, что я скажу.
- Нет, я здесь, потому что ты смог доверить своих детей только мне.
- Я не праздную Рождество, Моне.
- Прекрасно, но какое право ты имеешь лишать их праздника? Им нельзя насладиться красотой и волшебством?
Я поняла, ты скорбишь, но дети? В чем они виноваты? Вместо того чтобы помочь им пережить потерю матери, ты наказываешь их еще больше. Ты превращаешь утрату матери в утрату надежды.
- Чепуха! - перебил он.
Голос стал громче, жестче. Он начинал закипать. Моне испытывает его терпение. Он прикрыл за собой дверь и оказался в ее комнате.
- Ты слишком долго прожила в Англии. Тебе промыли мозги. Идея Рождества - сплошная коммерция.
- В Сицилии Рождество совсем не то, нет мыслей о елке, украшениях и подарках. Я дарю детям подарки на Крещение, увидишь, как они ждут Бефану и радуются конфетам и подаркам. Они получают игрушки и сладости, если вели себя хорошо. Это наша семейная традиция, наше наследие. Нам не нужно это твое британское Рождество.
Она помолчала, затем тряхнула головой.
- Прекрасно. Им не нужен праздник, тебе не нужен, а мне нужен. Рождество - неприкасаемый, священный праздник, я не собираюсь от него отказываться. Если тебя это не устраивает, отправь меня обратно в Лондон. Ты не прав, и точка. Более того, ты отвратителен.
- Отвратителен? - Он сорвался на крик.
- Именно, - сказала она и вздернула указательный палец вверх.
Он отступил, удивленный.
- Ты ужасен. Я понимаю, ты остался с тремя детьми и с разбитым сердцем, но взгляни в глаза жизни, прими ее, прими боль и исцелись сам и исцели сердца своих детей. Мне жаль Витторию, любую женщину, потому что ты не готов отпустить прошлое.
- Дети…
- Не в них дело, - перебила она, - в тебе. Ты зол на Бога, на себя, на жизнь. Пока ты не разберешься со своими тараканами в голове, новые жены не помогут. А дети страдают.
Это стало последней каплей. Ярость переливалась через край. Он подбоченился и заревел:
- Как ты смеешь разговаривать со мной в таком тоне?
Ее глаза тоже метнули искры.
- Как смеют другие молчать?
- Хватит. Утром ты уберешь дерево.
- Нет.
- Тогда это сделаю я.
- Если тронешь дерево, я уйду. Хочешь уволить меня, пожалуйста. Я приехала, чтобы помочь, и хочешь ты того или нет, тебе придется считаться со мной, как с равной.
- Я плачу тебе, значит, ты моя работница.
- Мне не нужны твои деньги. Уважение - вот чего я хочу.
- Прекрати, ты перегибаешь палку.
- Нет, я пытаюсь быть честной. Не могу больше переживать за твое сердце. Марку, ты человек, а людям свойственно ошибаться.
- Ты закончила? - процедил он сквозь зубы.
- Нет. Я не собираюсь скакать вокруг тебя, как цирковая собачка. Не стану притворяться, что все хорошо, когда я так не считаю. Я не боюсь тебя, и не важно, что ты обо мне думаешь. Я всегда знала твое отношение и твоего отца. Именно поэтому я уехала из Палермо, я не была равной.
Слова слетали с языка быстрее, чем она соображала. Накипело.
- Ты бы с удовольствием затащил меня в постель, - добавила она, - но ты никогда не уважал меня настолько, чтобы жениться.
- Что ты несешь?! - процедил он, ощутив, что терпение его истончалось и грозило вот-вот лопнуть.