Ну это вряд ли. Родители точно что-то почувствуют. Родители. Мать. Ох… Похоже, будет весело. Правда, уже после встречи. Но переодеться все равно надо.
Внутри носились туда-сюда расторопные слуги, старавшиеся во всем угодить высокопоставленным гостям. Вездесущий «колобок» Жан, бессменный дворецкий, оказавшийся не по своей воле на три дня вне дворца, сейчас наверстывал упущенное, активно руководя процессом и раздавая несомненно ценные указания. Низко согнувшись в почтительном поклоне перед зашедшей троицей и практически уткнувшись носом в блестевший пол, он сообщил, что каждого из них ожидают слуги в его собственной комнате.
Вику действительно ждала та же самая маленькая худенькая девушка. Ния. Она вместе с отцом пережидала наложенные чары вне здания, и как только магия спала, служанка вновь приступила к работе. Отрыв платяной шкаф, она почтительно поинтересовалась:
— Какое платье желает госпожа? Розовое? Голубое? Зеленое?
— А белого нет?
Ужас на лице.
— Госпожа шутит?
Опять она впросак попала. Ох уж эта разница культур.
— Нет. Просто в моем мире в белом платье выходят замуж. Белый — цвет чистоты и невинности. Здесь не так?
Облегчение в глазах.
— Нет, госпожа. Здесь в белом приносят в жертву.
Чудные традиции. Тут, оказывается, еще и жертвоприношения остались. Вот только этого ей и не хватало. Хотя есть что-то общее с ее случаем. Боги, о чем она сейчас думает. Какая жертва. Она же скоро увидит Марка.
— Давай зеленое.
Цвет рода отца. Пусть знают… Как же медленно ворочаются мозги в голове…
Платье оказалось длинным, до пола, полностью закрывающим и руки, и шею. Тугой корсет под украшенным серебряными нитями лифом, высокий стоячий воротник, рукава, пышные, «фонариком», на плечах, узкие посередине и плавно переходящие в перчатки внизу, на ноги — кожаные туфли, покрытые лаком в тон наряду, с длинным носом и на высоком каблуке. Поверх платья — ожерелье из крупных алмазов. В уши — алмазные же серьги. На лицо — яркая краска, выгодно подчеркивающая черты лица. Губы — пухлые, ресницы — длинные, брови — черные. В общем, породистая кобылица, а не девушка.
За дверью Вика нос к носу столкнулась с подходившими к ее комнате роминой и лорином. Первая блистала в темно-синем платье такого же кроя, как и у ее кузины, второй щеголял строгим черным костюмом.
Спускались по лестнице долго и осторожно. Арлей шел посередине, поддерживая обеих девушек под руки.
В бальном зале за плотно закрытыми дверьми шумели и бурно выясняли отношения. Вика опознала голоса матери и отца. И еще какой-то голос, знакомый очень, но вот мозги отказывались подсказывать своей хозяйке, кто именно там так громко возмущался.
— Джордан.
Сандра. Кивок Арлея. Её первый жених? Советник Императора? Он-то что здесь забыл?
— Что ему здесь надо?
— Как и остальным — тебя.
Остальным? Он там не один? Но…
— Ты уже помолвлена. Закон серости не обсуждается. Поэтому бояться тебе нечего. Но дать выпустить им пар нужно. Да и удостоверятся пусть. Одно дело — верить на слово, и совершенно другое — увидеть все собственными глазами.
Да уж. Ясно, что ничего не ясно.
Зал был переполнен существами разных возрастов, рас и полов. Все они, разбившись на группы, обсуждали что-то свое, шумели, перекрикивали друг друга.
Вика недоуменно моргнула:
— А им точно есть до нас дело?
Хмыканье лорина:
— Уже боишься?
Боится ли она? Интересный вопрос.
— Не знаю. Вряд ли. Я просто не ожидала, что на мои смотрины появится столько народа. Думала, все пройдет тихо и спокойно, камерно, что ли.
— Не с твоей матерью.
Да, действительно. О чем это она. Ада, с ее любовью к пышности и показухе, наверное, даже из собственной смерти умудрится устроить настоящее шоу.
— Вика!
Голос у ее матушки просто громовой. С таким на поле брани армией командовать. Причем исключительно вражеской, так как свои солдаты от одного тона разбегутся и успешно притворятся страусами. Хотя с другой стороны, в этом есть и плюс: в комнате мгновенно установилась тишина. И все повернулись к троице в дверях.
— Дочь, подойдите сюда, все трое!
Пришлось идти. Гости на пути молчаливо расступались, давая возможность пройти. И девушка спиной ощущала их взгляды, выражавшие разнообразные чувства, от легкой заинтересованности до зависти и ненависти.
Родители, как оказалось, находились у дальней стены зала. Вместе с еще одной парой, они сидели в высоких, оббитых красной тканью креслах, напомнивших девушке троны.
— Познакомься, Вика: твои бабушка и дедушка, Альберт и Инесса.
Ухмылка деда была один в один похожа на оскал его эфирного тела. Бабушка оказалась маленькой молодящейся женщиной, улыбчивой и веселой, но с холодными глазами.
— Ада, пора начинать.
Арлей. Стоит невозмутимо рядом. Начинать что? И почему мать, не признававшая авторитетов, в этот раз беспрекословно послушалась лорина своей дочери? Вопросы-вопросы…
Между тем Костадон встал с кресла, и гомон в зале мгновенно затих. Мощная фигура у ее отца, и внимание привлекает мгновенно.