Женитьба доктора Поволжина

– Мы выпили с твоей тетей на брудершафт, по праву родства с тобой, – заметил он, – а ты покажи, какие цели преследует твоя мать: «духовные» или «коммерческие»?

– Не… знаю, – смущенно ответила Вика. – Зачем вы, тетя, показали?

– Ну, ладно, забудем это. Вчера ты показала себя отличной хозяйкой, и мне хочется сделать тебе интересный подарок, чтобы все любовались. Позавтракаем и сейчас же едем в город.

Вика сознавала внутренним чутьем, что мать ее совершенно не права. И это, незаметно для нее самой, освобождало ее от материнского влияния. С другой стороны, она испытывала нечто вроде чувства ревности по поводу дружбы, возникшей между Аллой и ее мужем. Она терялась и не знала, как поступить.

После полдня она посетила с мужем несколько элегантных магазинов, где они смотрели предметы роскоши и драгоценности. Муж обратил ее внимание на золотой перстень с большим изумрудом в оправе из маленьких бриллиантов. Вика невольно залюбовалось им, стараясь представить себе, как будут завидовать ее подруги, когда увидят этот перстень на ее руке, – и с некоторой опаской согласилась принять его в подарок. Доктору пришлось написать чек, так как он не имел с собой столь большой суммы. Перстень был очень дорог, но доктор решил ничего не жалеть для Вики.

Алла похвалила подарок, но пожурила доктора за слишком большую щедрость.

– Ведь это два года жизни, – сказала она. – Впрочем, раз вещь остается в доме, то это все равно.

«Значит, если я уйду, то должна буду оставить перстень здесь, – подумала Вика, – а мама, конечно, будет требовать, чтобы я взяла его с собой». Эта мысль, незаметно для нее самой, отвела мать на второй план, и возможность влияния с ее стороны сразу уменьшилась. Вика почувствовала себя честнее.

Алла решила попробовать оставить мужа и жену одних. На другой день она уехала, повторив, что вернется, как только это будет нужно.

– Вика должна понять, что вы ее единственный верный друг и самая надежная опора. Все прочие являются посторонними, – сказала она, уезжая.

Вика надулась и заскучала. Наружно все шло гладко. Утром она пила кофе в постели одна, но завтракала и обедала с мужем в столовой. Доктор кратко пересказывал содержание газет и сообщал текущие новости. Вика молчала, не зная, о чем говорить.

Как-то вечером, когда она пошла спать, Лукерья, случайно оказавшись у дверей, сказала ей назидательным тоном:

– Барину-то, небось, холодно одному в кабинете-то.

– Я дам ему второе одеяло, – поспешно ответила Вика, – вот, пожалуйста.

– Эх, молодая вы, никак вас не образумишь, – с досадой проворчала Лукерья, – не нужно ему одеяла.

Через два дня Ольга Петровна, не получивши ответа, прислала с Аннушкой новое письмо.

«Мне уже известно, что Алла, испугавшись скандала, переехала к себе; но это нисколько не меняет дела. Они встречаются на стороне. Твой муж тебя опорочил, и тебе нечего тянуть с ним лямку рогатой жены. Как тебе не противно оставаться с ним вместе, хотя мне известно, что ты соблюла свою чистоту. Брось его скорее, иначе повод к разводу с каждым днем будет терять свою силу. Ежедневно и ежечасно молю Господа и Его Пречистую Матерь о том, чтобы Ангелы Божии вырвали тебя из рук развратника, как вырвали Иосифа и Пресвятую Деву с Ее Божественным Чадом из рук Ирода Окаянного, погубившего тридцать тысяч младенцев».

Аннушка, передав письмо, спросила, что сказать барыне? Вика ответила, что ей надо подумать, после чего она напишет матери по почте. Ее домой больше уже не тянуло. Молитвенный пафос материнских писем на нее не действовал и был ей даже противен своей фальшивой напыщенностью. Но намек на то, что ее муж тайно встречается с Аллой, ее расстроил, она почувствовала себя обиженной и насторожилась. Она ничего не сказала мужу, но почти совсем перестала с ним говорить и отвечала лишь самыми короткими фразами. Он же был с ней неизмеримо ласков и предупредителен. Они выходили вместе на прогулку, так как ей невыносимо было сидеть все время дома, но на прогулке она почти всегда молчала. Муж старался на это не обижаться и научился разговаривать так, чтобы Вике не нужно было утруждать себя ответом. При этом он старался исполнять всякую ее прихоть. Она это замечала и удивлялась его терпению.

Через несколько дней Ольгой Петровна, не дождавшись ответа на свое письмо, явилась к дочери собственной персоной. Доктор был занят у себя в кабинете. Глаша впустила ее в гостиную и попросила подождать.

– Это еще что такое? – грозно возмутилась Ольга Петровна. – Мне? Ждать? Нет, я ждать не буду. Где моя дочь?

– Они, кажется, вышли, – ответила Глаша, заторопившись, – я пойду посмотрю.

Ольга Петровна бесцеремонно последовала за Глашей и, войдя в коридор, сразу же увидела Вику, которая разговаривала с Лукерьей.

– Ты что же матери своей больше знать не хочешь? – громко спросила она.

Вика вздрогнула и вся как-то съежилась от неожиданности. Глаша и Лукерья замерли на месте, ожидая сцены.

– Здравствуй, мамочка, – прошептала Вика смущенно. – Пойдем в комнаты.

– Ты даже не отвечаешь мне на письма! – почти крикнула мать.

– Les gens… – прошептала Вика.