Вязкая темнота опутывала, мешала двигаться и дышать. Воздух с трудом проникал в легкие, пульсирующие болью. Но эта боль — самое реальное, что я чувствовал за последние… бездна!… сколько прошло времени? Это было похоже на пробуждение. Словно рассеялся непроницаемый туман, упала завеса, скрывающая мои воспоминания, память о том, кто я. Я вспомнил то, что забыл с прошлого раза, когда очнулся здесь — мы не прошли черную субстанцию, а завязли в ней, как мухи в меду. Остались в темном теле Эйхейзара, духа, соткавшего для нас иную реальность, целый мир, в котором мы должны умереть. Сколько у меня времени, прежде чем опять затянет в омут беспамятства? В киселеобразной массе, что держала крепче стальных канатов, я нащупал холодный, как кусочек льда, камень. Амулет Шеду! В прошлый раз я не смог до него дотянуться. Изо всех сил сжал его в кулаке, чувствуя страшную слабость. Как же Венди открывает эти демонские Врата? Сейчас я не мог совершить такой подвиг без амулета, но как им пользоваться? Однажды я попытался разгадать его секрет, но Венди только посмеялся, сказал, что это невозможно без дара крови. Без дара нельзя познать его скрытые силы. Для меня он только защитный камень.
Меня потянуло обратно в мир Эйхейзара. Нет, только не сейчас! Слишком рано. Я ничего не успел. Дышать становилось все сложнее, мышцы наливались свинцовой тяжестью, шла кругом голова. В следующий раз уже не проснусь. Дернул амулет что есть сил… В кромешной тьме я ничего не видел, но почувствовал, как амулет потеплел. Его сияние разгоралось, рассеивая темноту. Врата приоткрылись, пропуская едва ощутимый жар силы. Сосредоточился на нем, чтобы не соскользнуть в беспамятство. Вторая или третья ступень… но этого мало, чтобы разрушить ловушку. Мы все здесь погибнем. Но вдруг Врата Шаоса дрогнули и створки отворились, выпуская ослепительно яркий свет. И сила хлынула в меня неукротимым потоком. Я не смог ее удержать и не хотел. Живая, вязкая тьма содрогнулась, и мир разлетелся на тысячи осколков. Меня подхватило взрывной волной и откинуло в сторону вместе с градом камней и землей.
Глава 24 Пробуждение принца
При приземлении из легких выбило дух, и секунд пять я не мог вздохнуть. Но потом… каким сладким показался воздух после гнетуще-тяжелого в чреве Эйхейзара. Пусть и пропитанный взвившейся от взрыва пылью. С минуту не двигался, прислушиваясь к сердцебиению, к ощущению жизни, быстро бегущей по венам крови. К легкости. Поднялся на четвереньки, чувствуя отголоски былой слабости. Кругом царила разруха: комья земли, мелкое крошево камней, разбросанные булыжники, а в вышине, меж стен пещеры, алел восход. Я выжил. Ха! Выжил! Осознание этого придало сил, я вскочил, радуясь каждому вздоху и едва начавшемуся новому дню. Кровь во мне кипела: взрыв получился что надо! Какая это ступень? Двадцатая? Двадцать седьмая? Пожалуй, сейчас я не в состоянии оценить. Чудо, что еще могу стоять на ногах, учитывая, какая разрушительная мощь прошла через меня. От Эйхейзара ничего не осталось, разве что рваные клочья сизого тумана, но это что касается физического плана, на духовном он может быть цел. И тут меня пронзила еще одна мысль: если взрыв разнес в клочья физическую форму Эйхейзара, то, что случилось с Венди и Эсмирато? Ни одного из них я не видел. Одни камни и земля. В той ситуации, я не смог направить энергию взрыва, она вырвалась, разнеся все кругом в клочья. Неужели я единственный, кто выжил? Неужели все остальные…
Шорох за спиной. Я обернулся, ища глазами причину, и увидел. Из-под горки камешков выглядывал каблук сапога. Рванул туда, не смея надеяться.
— Двадцать седьмая ступень или двадцать восьмая? — Принялся откапывать, молясь, чтобы все остались живы; от волнения на лбу выступил пот. — Двадцать седьмая или двадцать восьмая?
Движение ногой из-под кучи — посмертная судорога?
— …седьмая, — раздалось приглушенно.
— Чего? — опешил я.
— Тридцать седьмая, говорю. — Груда камней пошевелилась, издала протяжный вздох и, немного помедлив, рассыпалась, являя на свет изрядно изгвазданного и потрепанного Венди с кровоподтеком на лбу. — Тридцать седьмая и ни ступенью меньше. — Он выплюнул мелкий камешек и утерся рукой.
— Ты жив!
— А ты надеялся, — усмехнулся тот.
— Идиот! — Меня накрыла волна облегчения. Я не знал, то ли его обнять, то ли морду набить за все треволнения. Ко второму варианту склонялся больше. — Как тебе удалось?
— Подожди. Тут есть еще что-то, — засунул он руку поглубже в кучу камней и добавил: — Или кто-то. — Потянул. Камешки пришли в движение, и на поверхности показалась бледная, припорошенная пылью физиономия кэшнаирца. — Помоги откопать.
С энтузиазмом я принялся за работу. И дело даже не в том, что чувствовал себя отчасти виноватым в случившимся с ним, а в том, что уже не надеялся его увидеть.
Через некоторое время мы извлекли находку из-под завала.
— Ну что, он жив? — Я затаил дыхание, наблюдая, как Венди, припав к его груди, слушает сердце. Выглядел кэшнаирец не ахти как: даже если и жив, вот-вот представится. — Жив?