Женщина— апельсин

— Да… где она?.. А! Она у тебя на столе, под телефоном…

— А что там написано? — Николаев говорил уже почти по слогам.

— Там? Там много чего написано… Сейчас вспомню… Я понимаю, вам некогда съездить и почитать… сейчас… что-то вроде: сделано двадцать две выездные визы… Плохая подмена будет с автобусом туристов… Туристов… В воскресенье… Еще тебе звонил из автосервиса Гаврю-шйн.

— Хватит. Тебе сказал Коля, что это важно?

— Говорил. Он улыбался, как заяц такой страшный… и говорил «жизни и смерти»… «жизни и смерти»… А!.. Я понял… — Волков оттолкнулся от стены и достал носовой платок. — Я не передал тебе вовремя записку, поэтому ты злишься… Только и всего? Ну вы, ребята, даете!

— Ничего ты не понял, разве я злюсь? Ты еще не видел, куда я отвожу таких идиотов, как ты, когда злюсь! Нет, я не злюсь, — заорал Николаев и пнул ногой мусорный контейнер. — Я просто тебе показал, что ты наделал. Ты куда работать пришел? Мы же трупники!

— Ладно, хватит орать. Ну забыл я про эту дурацкую записку, ты же в тот день ввалился с задержания, столько шуму было! Подумаешь, перестреляли каких-то китайцев, и что такого, это их разборки, меньше преступности узкоглазой будет!

— Нет, ты видела, видела! — закричал Николаев Еве. — Я его пальцем не тронул, этого сруна! Ты видела, я с ним говорил по-хорошему!

— Николаев, брось, тут дело гиблое, — сказала Ева.

Но Николаев не сдержался и от души заехал Волкову под ребра кулаком. Потом схватил его за шкирку и затолкал в машину.

Он развернулся с визгом и скрежетом тормозов. Остановился и сказал Еве в окошко:

— Отвезу болезного домой, у него насморк, температура, он в футбол переиграл.

— Не имеете права! — кричал Волков, стараясь разглядеть Еву. — Я напишу на вас рапорт!

— Я так думаю, — сказал на это Николаев. — Если я его каждое утро перед работой буду привозить сюда на опознание, то он постепенно перестанет блевать и научится думать, а? Недели хватит, как думаешь?

В управлении адвокат Стаса Покрышкина вывалил перед Евой такой ворох бумаг и предписаний, что ее внутреннее ликование по поводу похищения Ангела Кумуса сразу исчезло. С задержанием Стаса, оказывается, она нарушила по крайней мере штук пять статей УПК. Сам адвокат был бодр, хорошо выбрит и причесан, с безупречным маникюром и такой бешеной злобой по поводу ее опоздания на работу, что Еве впору было руками прикрыть голову и просить пощады.

Она же сгребла бумаги в кучу, выслушав сказанные сквозь зубы пожелания адвоката, ойкнула и побежала за ним.

— А вот тут мне не совсем понятно… Почему это я не имела права задерживать его во время нашей беседы?

— Он был без адвоката!

— Но он сам пришел, не бегите так, я не успеваю, вы такой хороший специалист, объясните.

Адвокат купился, стал объяснять, какой именно пункт, и как именно Ева нарушила, и как он привлечет ее к ответственности.

— Я такая тупая… Извините, но подозреваемый сам отказался от вас, подчеркивая тем самым, что ему нечего бояться и скрывать.

Адвокат пустился в длительные и пространные рассуждения, и Ева поняла, что перестаралась. Она подробно рассмотрела его серый костюм, белую рубашку, жилетку бежевого цвета, золотую цепочку карманных часов; дойдя до светло-коричневых ботинок с приспущенными на них штанинами, Ева поняла, что навряд ли увидит носки, и решила об этом спросить. Просто чтобы представить раз и навсегда стиль одежды престижного адвоката, а цвет носков играл в этом вопросе важную роль.

— Извините за любопытство, а Какого цвета у вас носки?

— Что? Как вы сказали?

— Ну понимаете, когда я приехала в отдел, я не просто так опоздала, я занималась с утра воспитательной работой и посещала морг. Одновременно. А вы так на меня наорали, потому что опаздывали куда-то на полчаса. На те самые полчаса, в течение которых я и проводила воспитательную работу. Теперь вы уже двадцать пять минут читаете лекцию по адвокатуре, как видно, совершенно не спеша, а я в это время пытаюсь определить для себя ваш стиль одежды, мне в этом определении не хватает только цвета ваших носков, потому что если они у вас черные, то это полное отсутствие вкуса и стиля как такового, а вот если они белые, то это совсем другое дело.

Адвокат справился к этому моменту со своим лицом и с рефлекторным желанием поддеть штанины и показать носки. С ледяным спокойствием, стараясь не сорваться на виду у сотрудников отдела, которые, оказывается, собрались вокруг и теперь едва сдерживали хохот, он развернулся и с достоинством удалился.

— Ева опять танцует джаз. — Это был самый приятный отзыв о ее беседе с адвокатом. Так сказал Симаков, грустный меланхолик из розыска пропавших.

— Только ты, Симаков, меня и понимаешь…

— Я тебя уважаю, — сказал Симаков серьезно. — Ты борешься не с преступностью, ты замахнулась на систему. Я бы тебя пожалел, да боюсь, не поймешь… Но я выполнил твою просьбу и принес все, что нашел.

Симаков отобрал почти двадцать дел с неопознанными и невостребованными телами умерших молодых девушек за последние два года.