Женщина— апельсин

— А! Нет. Если Федя готов выбросить мне двадцать тысяч, на сколько же он хочет раздеть румына? Похоже, мне пора.

— Отдохни. Ты что, сейчас уйдешь? Король одевался.

— Тогда я тоже соберу вещички, — задумчиво сказала Мусульманка, доставая большую сумку.

Бутафор одного известного московского театра, на досуге подрабатывающий у Стаса Покрышкина, осматривал пристально неуклюжую, немного горбатую фигуру Феди. Два телохранителя не сводили с бутафора глаз.

— Не знаю, что можно сделать… Шея коротковата.

При этих словах охранники вопросительно посмотрели на Федю. Федя улыбался.

— Мне обещали все на высшем уровне, — сказал Макс.

— Конечно, конечно, но придется продумать костюм, чтобы был такой воротник… Понимаете, основную часть красной жидкости и челюсть придется запрятать в большой воротник, ниже пустим жабо… Нет, такой воротник с жабо не пойдет. Разрешите, я мерку сниму. Какой цвет костюма желаете?

Федя желал красный.

— Понимаете, — бутафор осторожно обхватил шею Феди сантиметром, телохранители подошли ближе и достали оружие, — на красном кровь будет совершенно неэффектна.

Федя слегка рыгнул. Бутафор отшатнулся от запаха чеснока и хорошей водки.

— Спасибо. — Он быстро собирал свой чемоданчик, похожий на докторский саквояж. На пол упал карандаш. Поднимая его, бутафор увидел прикрепленный снизу большого круглого стола приборчик, похожий на большую оливку. — Извините.

Король сидел в доме напротив и видел колышущиеся на занавесках тени. Он был в наушниках и хорошо слышал даже натужное сопение костюмера, когда тот поднимал что-то с пола.

Король устроился с комфортом в кабинете какого-то института, окна этого кабинета смотрели как раз на окна Макса-Черепахи. В институт Король мог пробираться только по выходным и после пяти вечера. Он влезал в окно туалета на первом этаже и отмычкой открывал нужный кабинет. Этот кабинет находился почти на предельном расстоянии, необходимом для прослушки. Вообще-то прослушка предназначалась для аппаратуры достаточно громоздкой, помещавшейся в фургонах. Фургон припарковывался недалеко от дома. Король приклеил прослушку месяц назад очень сильным клеем, так, для балды, как сказал бы Макс. Два металлических ящичка, наушники и небольшой магнитофон Король хранил тут же, в институте, в подвальном складе институтских приборов. С огромным удивлением он сейчас обнаружил написанный черной краской инвентарный номер на одном из ящиков — вероятно, в институте была инвентаризация, — посмеялся, жалея, что некому рассказать этот анекдот.

Король сидел, положив ноги на стол. Шел двенадцатый час ночи. Король уныло думал, что утром часов в пять из института придется смотаться и найти место поспать. Через пару дней — выходные, сидеть можно будет весь день, но как долго это продлится? Скажет ли кто-нибудь что-нибудь про игру?

В полпервого ночи к Максу приехали двое исполнителей. Они странно походили друг на друга, жесты были отработаны и получались одновременными, как у актеров из одного номера. С утра они присутствовали на похоронах четверых своих напарников, расстрелянных в упор в автомобиле возле ресторана на Покровке. Хоронили своих красиво и дорого, на престижном кладбище, с отпеванием. Потом, как полагается, поминали в большом ресторане, забыв часа через два, за что все пьют. Они приехали получить распоряжения на завтра, лениво растянулись в больших и глубоких креслах. Один из них достал зубочистку и тяжело вздохнул.

— И все-таки, скажу я тебе, жратва хреновая для таких бабок… Да… Я один раз пришел пожрать к какому-то еврею с Федей, вот это, я тебе скажу, класс! И, главное, прям в квартире. — Голос говорившего был высокий, немного писклявый.

— А мне по фигу, что жрать. — Его напарник говорил чуть приглушенно, с хрипотцой.

— Не скажи. Вот и с бабами так. Когда все равно, где и как, а когда хочется чего-нибудь такого.

— Куда Макс провалился? Засыпаю на ходу.

— К Максу турки приезжали, небось наш хлеб отберут.

— Я и левой и правой с лету любую мишень беру, хрен им, отберут.

— Они будут Слоника вытаскивать из тюрьмы. Нам не доверяют.

— Конечно!.. С ихними-то рожами! Вот увидишь, мы и будем вытаскивать, а они переправят потом.

— Когда? — спросил писклявый.

— Через десять дней… Федя сказал. Придется его уводить с прогулки, среди бела дня, и подсадить «мохнатого».

Король длительно и со смаком зевнул. Он слышал, как в комнату вошел Макс и похлопал в ладоши.

— Макс, — спросил тот, что говорил с хрипотцой, — хорошо мы ребят похоронили?

— Хорошо, царство им небесное, — прошептал Макс, наливая себе высокий бокал.

— А вот скажи, Макс, что такое — целомудренный? Поп сказал, что наш Гоша был сын любящий и целомудренный?

— И был! — вступил в разговор писклявый голос. — Мы когда у Феди в загородном доме отмечали?.. Гоша обошел весь дом, а мужского сортира так и не нашел. Везде фотографии баб в полный рост на дверях наклеены. Там три или четыре сортира, и все с бабами. Я ему говорил, да иди ты, какая тебе разница? А он — нет, ни в какую. Так и поссал в вазу с цветами.