Женщина и кларнет (ЛП)

ДЖЕК. Она чувствует себя обделенной. Она хочет ощутить, что способна на нечто большее, чем быть домохозяйкой.

ЛЮБА. У нее уже и так все дипломы на свете — от древнеегипетской кухни до микрохирургии мозга! Может, пора уже начать работать?

ДЖЕК. Это я во всем виноват.

ЛЮБА. Так. Начинается.

ДЖЕК и ЛЮБА. Это из-за меня у нее комплекс неполноценности.

ЛЮБА. Какая самоуверенность! А ты не допускаешь, что комплекс неполноценности у нее мог возникнуть из-за нее самой? Это тебе никогда в голову не приходило?

ДЖЕК. Что-то аппетита нет.

ЛЮБА. А я тебе это с собой в пакетик положу, возьмешь домой, деток накормишь. Нет, лучше я их завтра сюда приглашу, на ужин. Вместе с Маргарет. Может, хоть разговор будет поинтереснее. При ее-то образованности. Как это мне раньше в голову не приходило?

ДЖЕК. Она нуждается в моей поддержке.

ЛЮБА. В чем она нуждается, так это в элементарном разводе. И будь у тебя хоть капля мозгов, ты бы ей его дал.

ДЖЕК. То есть, вот так взять и бросить ее.

ЛЮБА. Именно.

ДЖЕК. Да что она же будет делать?

ЛЮБА. Да что угодно. Откроет египетский ресторан и будет давать там консультации по семейному праву. Дай ей шанс — уйди от ее.

ДЖЕК. Прекрасно понимаешь, что я не могу.

ЛЮБА. Это точно — не можешь. Не способен. И проблема тут не в Маргарет… Мы есть будем сегодня или нет?

ДЖЕК. У меня трое детей.

ЛЮБА. А дело не в детях. Дело в тебе.

ДЖЕК. Так, начнем старую песню.

ЛЮБА. Ничего мы не начнем. У нас на это времени нет. Уже девять, а тебе еще через весь город ехать, спасать брак. У нас с тобой всего несколько минут. Можем успеть одно из трех. Можем поесть. Можем трахнуться. Можем еще поговорить про твою жену. Итак, что мы выбираем?

ДЖЕК. Слушай, что с тобой?

ЛЮБА. Да ничего. Хочу знать, какая у нас программа, чтобы сориентировать свои ожидания. Так что будем делать?

ДЖЕК. Не знаю. Не знаю я, что мне делать.

ЛЮБА. Тогда поешь.

ДЖЕК. Как я могу есть, зная, что там мои дети умирают с голоду?

ЛЮБА. Ничего, не умрут.

ДЖЕК. Я зарабатываю сто тысяч долларов в год, а у моих детей рахит.

ЛЮБА. Так. Ясно. Ужин — мимо. А как насчет секса?

ДЖЕК. Я сейчас не готов.

ЛЮБА. Ну, перестань. Один разочек, быстренько, на посошок.

ДЖЕК. Слушай, я правда, нервничаю.

ЛЮБА. Понятно. Ужин — мимо, койка — мимо. Беседуем о жене.

ДЖЕК. Ну вот, теперь ты злишься.

ЛЮБА. Теперь? Да что ты! Я злилась еще до твоего прихода… Злилась, когда готовила ужин. Злилась, когда летела с работы домой, и принимала душ, и красилась и надевала твое любимое платье!. Я злилась весь день, потому что не знала, вспомнишь ли ты вообще, что обещал придти. Я злилась вчера, когда ты позвонил сказать, что придешь сегодня, если получится, но что ты не уверен, потому что вероятность, что не получится, гораздо больше. Я злилась позавчера, когда ждала твоего звонка в надежде услышать что-нибудь романтичное, типа «Как дела?» А больше всего я злилась два года назад, в тот день, когда тебя впервые встретила!

ДЖЕК. Я хотел чтобы нам с тобой было хорошо.

ЛЮБА. Нам было хорошо.

ДЖЕК. А теперь — нет?

ЛЮБА. Теперь… Не знаю. Теперь тебе пора домой. Давай. Иди. ДЖЕК. Ненавижу свою жизнь. Понимаешь? У меня есть все, чего я хотел, и все это я ненавижу.

ЛЮБА. Так измени все это. Измени! И не ради меня. Ты хоть секунду о себе подумай. Что ты с собой делаешь? День за днем убиваешь на то, чтобы продать очередные затычки для дырявых задниц, а по вечерам возвращаешься в дом, где сидит жена, изнывающая от бездуховности, и три бестолковых вечно голодных подростка, и при этом ты еще завел роман с женщиной, которую у тебя нет ни сил, ни времени даже трахнуть. Это называется жизнь?

ДЖЕК. Неужели все так плохо?

ЛЮБА. Не так. Гораздо хуже. Просто в данный момент я подбираю самые мягкие выражения.

ДЖЕК. Сбежать бы куда-нибудь. На пару недель — в Париж. Чтобы завтрак в постели. И заниматься любовью когда угодно. И где угодно. И чтоб не возвращаться домой

ЛЮБА. У тебя же всего одна жизнь.

ДЖЕК. Ну хорошо, положим, ее я бросил. А что будет с детьми?

ЛЮБА. А что с ними будет?

ДЖЕК. А ты знаешь какая статистика у детей разведенных родителей?

ЛЮБА. Знаю. Они гораздо меньше страдают от кариеса.

ДЖЕК. В чем тебя не упрекнешь, так это в сострадании.

ЛЮБА. Наверное. А тебе известна статистика детей неразведанных родителей?

ДЖЕК. Что ты хочешь этим сказать?

ЛЮБА. Что на каждого Эйнштейна, который вырос в счастливой семье, всегда есть Моцарт, который вырос в несчастливой. И не говори, что все ради детей. Гробя свою жизнь, ты добиваешься только одного — гробишь свою жизнь.

ДЖЕК. Да, ты права. Я ничего к ним больше не испытываю. К моим деткам. Я смотрю на них — веселые, симпатичные, здоровые — такие как я хотел. Но я утратил чувство, что они — мои. И Маргарет тоже. Я смотрю на них и думаю — откуда они, эти ребята? Что они делают в моем доме? И сам этот дом! Эта мебель, машины. Откуда все это? Почему эти вещи окружают меня?