Женщина и спасение мира

• 3 • Согласно своей структуре человек создан "по образу Божию"; он сообразен Тому, Кто является Отцом по Своей сущности; и самое неожиданное открытие, которое мы делаем, заключается в том, что мужчина не обладает отцовским инстинктом в той степени, в которой женщина обладает материнским инстинктом. Завоеватель, искатель приключений, строитель, мужчина по своей сущности не отличается отцовским призванием, и это — большой парадокс. Это значит, что в природе мужчины нет того, что непосредственно отвечало бы религиозной категории отцовства. Это означает, что в человеке религиозный принцип выражается женщиной, что особой чуткостью к чисто духовному наделена anima, а не animus, и что женская душа ближе к источникам Книги Бытия. Это настолько верно, что даже духовное отцовство пользуется образами материнства: "Дети мои, для которых я снова в муках рождения, доколе не изобразится в вас Христос!" (Гал.4.19). Догматик третьего гласа подчеркивает аналогию между отцовством Отца и материнством Богородицы: "Ты родила Сына без отца, того Сына, которого Отец родил без матери прежде всех веков". [Слав. текст: "Како не дивимся Богомужному рождеству Твоему, Пречестная, искушения бо мужескаго не приемши, всенепорочная, родила еси без отца Сына плотию, прежде век от Отцарожденнаго без Матери".][250] Здесь ясно прослеживается богословское утверждение: материнство Пресвятой Девы полагается как человеческий образ Божественного отцовства.

• 4 • Существует особое соответствие между религиозностью и женской духовностью. Вот почему противники христианства, такие, как Цельс или Ницше, обвиняют его в придании цивилизации женственного характера. Их гуманизм, ориентированный на мужественность, не выносит женской чуткости, переплетающейся с ценностями веры. Чем секулярнее цивилизация, тем она более "мужская"; чем больше в ней отчаяния, тем она дальше от истинно женского начала. Пессимизм, с болезненным упоением, всюду видит неотвратимую обреченность, которую не пронизывает ни один луч надежды. Мрачный мир massa damnata отражается в янсенизме, и современный фатализм погибели витает над миром. Литература отчаяния и абсурда Кьеркегора и Кафки имеет успех как никогда, потому что она отвечает умонастроению современных людей. Жульен Грин, Мориак или Грэхэм Грин выбирают для описания такие пограничные ситуации, в которых человека охватывает глубокое бессилие, поражающее его, как античный рок. Симптоматично название одного из романов Жульена Грина — "Мойра". Произведения Сартра, Камю или Ануя имеют ту же тональность, однако отсутствие материнской защиты на общем арелигиозном фоне здесь оказывается еще более трагичным.

Между тем, если Христос спасает мир, то именно Божья Матерь его охраняет и привносит в "дегуманизированный" мир умиление, открытость Благодати. Если Достоевский преодолевает самые мрачные бездны и отдается радости, то это потому, что на его произведениях лежит печать его постоянной молитвы: "Все упование мое на Тя возлагая, Мати Божия, сохрани мя под кровом Твоим". Старица возвещает пророчество в "Бесах": "Матерь Божия является Великой Матерью, великой сырой землей (Быт.2.6), - и в этой истине содержится великая радость для людей. Мать сыра-земля, земля-кормилица является образом материнской груди; она участвует в рождении Бога Пресвятой Девой и представляет собой космический образ Рождества. Взаимосвязь между Пресвятой Девой и космосом очень часто встречается в богослужебных текстах: "Земле благая, благословенная Богоневесто, клас прозябшая неоранный и спасительный миру, сподоби мя сей ядуща спастися"'. Мариологии присуща космическая радость — небесная и земная. Многие молитвы называют Пресвятую Деву "Радостью всякой твари" и говорят ей: "Радуйся", ибо она есть образ Премудрости Божьей. Через Нее открывается, что женская духовность— духовность софианическая, тесно связанная с Духом Святым.

В противоположность этому любой атеизм содержит в себе некое семя глубочайшей горечи и обнаруживает характерную для него "мужественность" на фоне атрофии религиозного чувства зависимости от Отца, ощущения Божественного отцовства, то есть того переживания, которое дано женщине как Благодатный дар. Разве воинствующий атеизм с самого начала не был отмечен духом издевательства над тайной Девы-Матери (еврейские и языческие легенды о женщине Марии, подхваченные нынешними материалистами)? Между тем источник всякой морали находится именно в материнском начале: чистота, самопожертвование, защита слабых. В своем этическом учении Кант порывает с трансцендентным и ставит Бога в один ряд с другими постулатами; он считает любовь, с логической точки зрения, "чувственной и патологической привязанностью", потому что любовь иррациональна и не подчиняется воле; таким образом Кант становится на "мужскую" позицию.