Женщина, я не танцую

Лисовский сделал скидку на причуды однозначно не-леди. С последними он не то чтобы смирился, но привыкать начал. Правильные девочки всегда казались ему слишком скучными, потому уточнять и дальше он не стал, зато перешел к делу:

– Дашь себя нарисовать?

Ковалева немало изумилась подобной просьбе, признавая, что заказанный эффект Косте вполне удался. Кроме того сия просьба ей определенно льстила. Особенно если вспомнить, что он не просто какой-то маргинальный ноунейм[20], а признанный обществом деятель от искусства. Уважительное представление из уст Селима вызывало доверие и имело вес.

– Дам, – великодушно согласилась она и… покраснела.

Уж больно моська у Лиса была хитрая, довольная и многозначительная. Вот же… жучила!

Решив сгладить свой излишне лаконичный и в то же время с налетом двусмысленности ответ, Алена пояснила:

– В смысле, ты вроде требовать собирался, а сам спрашиваешь.

– Ну можно же прикинуться вежливым и робким для разнообразия, – ухмыльнулся Костя. – Вон, ты все по рыцарям вздыхаешь. Мне несложно, даме приятно.

– А если я передумаю? – провокационно уточнила Алена, оставляя за собой право «казнить и миловать».

– Тогда я скажу, что рыцаря сожрал дракон, после чего вышел на охоту за тобой. Поздно, синьорина, ты мне должна и уже согласилась!

– Наглость – второе счастье, – фыркнула Алена, но глаза ее улыбались.

– Первое. Второе счастье – целеустремленность.

– Вот как это теперь называется. Спасибо, что просветил.

– Обращайся. Так чего, сегодня вечером ты свободна?

– Я подумаю.

– Отлично. Значит, в шесть жду тебя в холле.

На эту фантастическую самоуверенность Ковалева решила не отвечать. Все равно они уже выяснили, что руководит Лисовским исключительно стремление к счастью, которое наглость. Она неопределенно повела плечиком и поднялась с камня.

– Пошли на маяк? Говорят, там красиво.

Идти ей особо было некуда, заняться нечем – планшет остался в номере, а времени – полным-полно. К тому же Алена осознала, что вовсе не хочет прогонять псевдо-эльфа. Его серьезный взгляд и открытость в то утро на яхте, его чуткость, тактичность и… ох, прогнать весь этот букет из мыслей и ощущений не получалось.

– Пошли, – легко согласился Лисовский, неуловимо меняясь.

Будто догадался, о чем Алена сейчас подумала. Совсем немного, но он вновь приоткрыл для нее створку привычной раковины, в которой промелькнуло нечто гораздо более глубокое и настоящее, чем доводилось видеть остальным.

Больше они не возвращались к теме членистоногих тварей, взимания долгов и планов на вечер. Зато много смеялись, шутили и с удовольствием открывали друг в друге новые, близкие по духу грани. Время пролетело незаметно, а маяк оказался действительно очень красивым. И вид с него открывался просто потрясающий.

Маяки вообще имеют свойства вводить в романтичный настрой. Иначе чем объяснить, что где-то между шумом волн, бликами солнца на запыленных стеклах и бесчисленным количеством ступеней нашлось место и поцелую. А возможно, и не одному.

* * *

– Поедешь со мной в Стамбул? – зарываясь носом в волосы Жени, нарушил расслабленную тишину Стас.

– М-м-м? – протянула его дикая кошечка, все еще пребывая в истоме.

И пусть внимание ее сейчас было рассеянным, на ласку тело Афинской откликнулось весьма охотно. Они лежали в обнимку, и после стремительно накатившей бури теперь в этой гавани царила нежность и умиротворение.

– Мое предложение насчет «Огней Анатолии», оно все еще в силе. И даже, – Зимин глянул на часы, – есть время собраться и успеть на нужный рейс.

Мало-помалу туман в голове Жени уступал место привычной ясности. Да, попасть на шоу хотелось, и со Стасом ей было хорошо.

Чего уж там, офигенно ей с ним было!

Однако кое-что все же не давало так запросто отпустить штурвал и позволить парусам самостоятельно ловить ветер, чтобы воля случая выбирала маршрут и направление. Тем не менее портить сказку и настоящий момент Женя не стала, поэтому только загадочно улыбнулась, предпочитая поцелуи словам.

И ход конем сработал. Недолго, правда, но результат был. Вот только Зимин не вчера родился и, несмотря на приятные отвлекающие маневры, отлично понял, что прямого ответа она избегает. Пришлось подключать тяжелую артиллерию и задействовать все имеющиеся ресурсы:

– Как считаешь, после покушения на мою жизнь, имею я право на реабилитационные мероприятия?

Женя развернулась и вздернула бровь:

– А разве то, что сейчас было – не оно самое?

Стас ухмыльнулся и, вычерчивая на ее ладони узор, коварно заметил:

– То есть, ты признаешь необходимость оздоровительных процедур и факт причинения ущерба моей персоне.

– Не-а, – нахально глядя ему в глаза, помотала головой Женя. – А чего ты такой взъерошенный примчался, я так и не поняла?

– Значит, не признаешься?

Рывок, и Стас всем телом навис над едва ли не мурчащей Афинской. И ни грамма раскаяния или испуга на бессовестно довольном лице танцующей музы.

– Придется играть в дознавателя, – якобы с сожалением намекнул Стас.

– М-м-м… мне понадобится очень и очень веская причина, чтобы открыть свои тайны.

– Я буду убедителен, не сомневайся.