Женщина из Пятого округа

Что касается моей ситуации в Париже… Нет, я не совсем опустился. Но и назвать свою жизнь романтической тоже не могу. Я снимаю комнатушку в захудалом доме в Десятом округе. Работаю нелегально — ночным сторожем. Это дает мне возможность до самого рассвета писать свой роман. Друзей здесь у меня нет, но я пользуюсь всеми благами этого города и стараюсь не унывать. Я очень тронут твоим предложением помочь мне деньгами — ты, как всегда, настоящий друг, — но мое положение не такое уж бедственное. Мне удается держаться на плаву.

Да, я провел несколько дней в том отеле в Шестнадцатом округе. И твои друзья правы: администратор оказался сущим монстром.

Не пропадай!

Всего наилучшего».

Отправив письмо, я тут же переключился на веб-сайт «Нью-Йорк таймс». (Как ни странно, Борода меня пока не торопил.) Пока я просматривал свежий номер, на экране высветился значок входящей почты. Это был ответ от Дуга.

«Привет, Гарри!

Рад был узнать, что твое положение не такое уж отчаянное… и я очень доволен, что ты пишешь книгу. Не сочти за назойливость, но хочу дать тебе наводку по парижской жизни: если у тебя будет настроение с кем-то пообщаться — или же тебе просто станет скучно в воскресный вечер, — попробуй заглянуть в один из салонов, разбросанных по всему городу. Джим Хейнс — славный парень — закатывает отличные гулянки в своей мастерской в Четырнадцатом округе. Но если тебя потянет на что-нибудь экзотическое, тогда добро пожаловать на вечеринку Лоррен Л’Эрбер. Она сама из Луизианы — из разряда никогда не унывающих старушек. С тех пор как она переехала в Париж в начале семидесятых, каждое воскресенье она устраивает вечеринки в своей огромной офигенной квартире возле Пантеона. Но учти: Лоррен не приглашает гостей. Считает, что гости должны добиваться приглашения. Все, что от тебя требуется, это позвонить ей по телефону (номер сообщаю) и сказать, что ты придешь на следующей неделе. Если спросит, откуда ты знаешь про ее салон, назовешь мое имя. Впрочем, она вряд ли спросит — потому что это не в ее правилах.

 Не пропадай, договорились?

Всего доброго, Дуг».

Из другого угла кафе наконец донесся голос Бороды:

—      Все, закрываюсь, уходите.

Я подумал, о том, что даже при моем тотальном одиночестве мне совсем не хочется толкаться среди других экспонатов в какой-то квартире в Шестом округе, где наверняка упиваются сознанием собственной исключительности, и все-таки решил, хотя бы из уважения я записал предложенный им номер телефона.

—      Эй, вы не слышали?

—      Все, все, ухожу.

Я уже был в дверях, когда бармен бросил мне вдогонку:

—      Камаль был глупый человек.

—      В каком смысле? — спросил я.

—      Он сам себя подставил.

Эта фраза засела у меня в голове и никак не отпускала. В следующие несколько дней я старательно просматривал каждый номер «Паризьен» и «Фигаро», где тоже освещались местные парижские новости, в поисках новых сведений по интересующему меня делу. Ничего…

Спустя неделю я еще раз попробовал поговори барменом.

—      Теперь они думают, что это самоубийство, — сказал он. — Так говорят все вокруг.

—      Самоубийство? И как же он покончил с собой?

—      Перерезал горло.

—      Вы полагаете, что я должен в это поверить?

—      Говорю то, что слышал.