— Подонки, — сказала она. — То же самое когда-то сделали с моей матерью…
— Извини, ты о чем? — спросил я.
— Тайная полиция… Когда они пришли убивать моего отца, заодно жестоко избили мать. Лицо было всмятку.
— Когда это случилось? — спросил я.
— Одиннадцатого мая 1957 года. Мне было семь лет. Мой отец был редактором газеты. Одно время он даже состоял в партии, а после того, как в пятьдесят шестом русские танки подавили восстание, стал ярым антикоммунистом. Когда установилась военная диктатура, он ушел в подполье и выпускал самиздатовскую газету — резко оппозиционную режиму Кадара. Отца никогда не было дома — он был в бегах, но я помню, как эти люди в строгих костюмах будили нас среди ночи. Обыскивая квартиру, они даже меня стаскивали с кровати… Это продолжалось долгие месяцы. Я все время спрашивала у мамы: «Почему эти дяди охотятся за папой? Когда я снова у вижу папу?»
Мама просила меня набраться терпения… говорила, что скоро мы снова воссоединимся с отцом, но предупреждала, чтобы я прекратила расспрашивать о его местонахождении и, если вдруг в школе кто-нибудь спросит меня, где он, я должна была ответить: «Не знаю». И вот однажды, в пятницу, мама сказала: «У меня замечательный сюрприз. Мы уезжаем на уик-энд». Но не сказала, куда именно мы отправимся. Мы сели в нашу маленькую машину и с наступлением темноты тронулись в путь. Спустя несколько часов — не помню, как долго мы были в дороге, потому что спала на заднем сиденье, — мы свернули на узкую просеку и вскоре остановились у маленького коттеджа в лесу. Там, в доме, был папа. Я бросилась к нему и не хотела отпускать… даже когда мама, которая плакала от счастья, пыталась обнять его. Папа был только моим, пока я не устала и не захотела спать. Меня уложили на продавленный диван в гостиной. Помню, раз или два я просыпалась среди ночи. Меня будили стоны, доносившиеся из спальни. Конечно, я не понимала, чем они там занимаются, и снова проваливалась в сон… Но потом вдруг резко забарабанили в дверь. Помню, было много громких голосов, и мама выбежала из спальни, а я обернулась и увидела, что папа пытается выбраться из окна. Потом распахнулась входная дверь и ворвались полицейские и двое мужчин в штатском. Один из копов бросился в спальню, повалил папу на пол и принялся избивать его дубинкой. Мама начала кричать — и мужчина в штатском несколько раз ударил ее по лицу. Теперь уже кричала я, но меня удерживал другой коп, пока его коллега тащил папу на улицу. Мужчина, избивавший маму, остановился и толкнул ее на диван. Ее лицо было кровавым месивом, она лежала как мертвая… Я хотела броситься к ней, но меня вытолкали на улицу. То, что я увидела там, врезалось к память на всю жизнь. Моего отца, со связанными за спиной руками и веревкой на шее — другой ее конец был закреплен на дереве, — заставляли встать на стул, который принесли из дома. Отец отказался, и тогда мужчина в штатском схватил его за мошонку и сжал с такой силой, что папа согнулся от боли. Двое копов все-таки поставили его на стул, а я все плакала и пыталась отвернуться. Тот мужчина, который издевался над папой, крикнул копу, державшему меня: «Пусть смотрит». Коп схватил меня за волосы и заставил смотреть, как другой парень в штатском выбивает стул из-под ног отца… Папа задергался, захрипел… — Маргит замолчала и глотнула виски. — Умирал он целых две минуты. И как ты думаешь, что сказал один из офицеров в штатском — все они были из тайной полиции: «Теперь ты знаешь, как мы поступаем с предателями».— Боже правый, — произнес я. — Как они могли так поступить с тобой… маленькой девочкой…
— Потому, что они подонки. И потому, что могли так поступать. В их руках была власть. Они устанавливали правила игры. Они могли заставить семилетнюю девочку смотреть, как линчуют ее отца.
— Что было потом?