Холли с ее грустной улыбкой. Ненавидит богатых и власть имущих, но все равно живет среди них.
Люк ломал голову. Он никогда не слышал о Холли Вандериз до этой осени. Никогда. В августе она прилетела сюда на частном самолете, будто призрак явился из облаков. Видение.
Гул.
Холли оказалась наемницей из Лиги.
И – никакой Холли никогда не было.
Люк уже хотел было развернуться, когда заметил кусок бумаги на рабочем столе Женщины-Кошки.
Люк прошел глубже в комнату, где витал ее запах – тот самый цветочный аромат, с которым он проснулся.
Там было его имя.
Он взял записку. Его сердце бешено колотилось, а во рту пересохло, когда он перевернул бумагу и прочитал написанные там три слова.
Люк сорвался с места прежде, чем успел это обдумать. Через несколько минут он уже сидел, одетый, в серебристой спортивной «BMW», которую взял в аренду. Мгновение спустя он мчался по городским улицам.
Ехал в «Уэйн Индастриз».
Он перешел все границы, просто
Как будто она хотела, чтобы он все узнал, если ее арестуют. Что она ясно осознавала, с кем живет на одном этаже. Что ее приказ, который она дала несколько недель назад, не утратил силы.
У Люка свело живот, все внутри будто съежилось от воспоминания о прикосновении Женщины-Кошки, о том, как она провела пальцами по его шраму на груди. Она знала, что его разорвала шрапнель. Привела его в ту комнату и поцеловала потому, что знала: Холли на этот путь ступить не может, но Женщина-Кошка…
Но кто из них настоящий?
Она сюда приехала из-за тяжелого расставания, так она сказала.
Но не с парнем, а с
Ему необходимо узнать больше.
И начнет он с того, что найдет
Глава 30
Придумать Холли Вандериз было так просто.
Она не слишком расстроилась, когда та исчезла.
Селина знала, что целый мир сейчас задается вопросом,
В том числе Харли и Плющ.
Сидя в грязной одиночной камере в трехэтажном тюремном корпусе, считая часы и охранников, которые пожирали ее глазами, вслушиваясь в крики заключенных из камер ниже этажом, Селина тоже задавалась вопросом, простят ли ее Харли и Плющ. За ложь. За то, что она оказалась одной из тех богатых мерзавок, которых они ненавидели.
Сейчас журналисты уже, скорее всего, нашли ее странички в социальных сетях, которые она соорудила несколько месяцев назад: летом в Провансе, зимой в Сен-Бартелеми. Она отфотошопила фотографии, и ее лицо встало как влитое на групповые снимки в клубах, на яхтах и вечеринках, вокруг столов на балах. Для женщины, которой никогда не было, Холли вела на удивление публичную жизнь.
Часы тянулись один за одним.
Они забрали ее костюм и шлем. Натянули на нее белый тюремный комбинезон. В комнате для переодевания, еще до того, как она надела кофту с длинным рукавом, которую ей дали, чтобы носить под этими бледными тряпками, женщина-полицейский ничего не сказала о ее забитых татуировками руках. В холодном тюремном корпусе Селина сидела на койке, накинув на плечи еще и шерстяное одеяло.
По крайней мере, они не отправили ее на подземный уровень – туда, где заключенные получали
Селина отбросила эти мысли. Она бывала и в ситуациях похуже. Здесь, в огромном, раскинувшемся под сводчатым потолком женском восточном крыле, она могла смотреть. И слушать.
Час за часом.
Считая секунды, собираясь с силами, с мыслями.
Потому что как только Гордон снял с нее шлем и мир увидел ее лицо, Нисса начала стягивать силы для последнего удара.
Селина спала. Ела. И готовилась.
Уже почти стемнело, когда последний удар был нанесен.
Едва Селина услышала крики и хаос, взорвавший лечебницу, она за несколько секунд поняла, что Нисса послала не одну и не две лучших наемниц, чтобы покончить с этим.
Нисса отправила к ней маленькую армию.
Глава 31
Атака началась как по учебнику, именно так, как учили Селину.
Сначала взорвались внешние стены. Или Селина почувствовала, как они взорвались, когда огромное здание в форме подковы содрогнулось и посыпались обломки. А к месту взрыва поспешили охранники.
Они попали прямо в лапы к наемницам, которые казнили их. Всех. Каждого продажного говнюка, который пожирал ее глазами, тряс решетки ее камеры, чьи липкие взгляды она чувствовала, каждого, кто шептал ей такое, что у нее не нашлось в сердце ни клочка жалости, когда их крики затихли в наполненных дымом коридорах.
Стало настолько тихо, что Селина отчетливо услышала щелчок, звук которого донесся через весь тюремный корпус.
Двери в камеры распахнулись. Приглашение и испытание.
Она не сомневалась, что в западном крыле, где содержались мужчины, происходило то же самое.