Женщина, которой я хотела стать

В конце 1977 года, к своему тридцатилетию, я купила себе большую красивую квартиру на двенадцатом этаже дома по адресу 5-я авеню, 1060. Раньше она принадлежала Родману Рокфеллеру. Оттуда открывался потрясающий вид на пруд в Центральном парке, и каждый вечер мы могли любоваться фантастически красивыми закатами. Моя близкая подруга Франсуаза, первая жена Оскара де ла Рента, помогла мне обставить квартиру – интерьер получился роскошным и немного богемным. Огромные мягкие диваны с бархатной обивкой, стены, обитые пурпурным шелком, в главной спальне были обои с розами, а на полу лежал леопардовый ковер. Барри переехал к нам, и я сделала ему личную ванную и гардеробную комнату рядом с нашей спальней. Половину времени он проводил в ЛА, но, когда приезжал в Нью-Йорк, мы прекрасно проводили время все вместе. Мы устраивали шумные вечеринки с кучей гостей в честь выхода его фильмов. Дети полюбили Барри, как и он их, но, как и любой разумный человек, он ругал их, когда они плохо себя вели. Эгон ценил участие Барри в жизни детей и шутил на тему того, что у них «два отца».

Мы с Барри часто ходили по барам и ресторанам, когда он бывал в Нью-Йорке, а когда его не было, я ходила одна. Иногда я флиртовала с другими мужчинами и молодыми парнями. Такие уж были времена в Нью-Йорке – мы были очень свободных взглядов. Барри не задавал лишних вопросов, да и я тоже, если уж на то пошло. Наши отношения были выше этого. Нам нравилось проводить время вместе, и нам нравилось быть поодиночке.

У меня случился мимолетный роман с Ричардом Гиром, который тогда только что закончил сниматься в фильме «Американский жиголо». Было сложно устоять. Его агенту Эду Лимато это не понравилось, и он сказал ему, что встречи со мной могут навредить его карьере, так как компанией-дистрибьютером картины была студия Paramount. Барри мне не сказал ни слова, но я знаю, что его это расстроило. Он всегда оставался невозмутимым – никто и ничто не могло его задеть. Он знал, что это ненадолго.

В Нью-Йорке открылся клуб Studio 54, и ни одна вечеринка не заканчивалась без его посещения. Периодически поздно вечером, пока Барри был в ЛА, я надевала ковбойские сапоги, садилась в машину, парковалась в гараже и шла в «54» встретиться с друзьями, выпить и потанцевать. Я обожала приезжать туда в одиночестве и идти по длинному проходу внутрь под музыку в стиле диско. Я чувствовала себя словно ковбой, заходящий в салун на Диком Западе. Сам факт того, что я могла пойти в «54» одна, приводил меня в абсолютный восторг – снова это ощущение, будто я живу жизнью мужчины в теле женщины! Это было весело. Мы все вели себя очень раскованно – тогда мы еще не знали о существовании СПИДа. Но я никогда не оставалась там допоздна. Дома меня ждали мама и дети, и мне надо было рано вставать, чтобы идти на работу.

Мне часто приходилось мотаться на фабрики в Италию, и иногда по пути я заезжала в Париж – шла за покупками и вела себя как подобает богатому туристу из Америки. Помню, как мы встретились на чашку чая в лобби отеля Plaza Athénée с моим другом Андре Леоном Тэлли, который тогда был парижским корреспондентом журнала Women’s Wear Daily. Он высокий и колоритный, и я заставляла его притворяться, будто он африканский король.

Я стала женщиной, которой хотела стать, и обожала свою жизнь. У меня было двое прекрасных здоровых детей, невероятно успешный модный бизнес, постоянные развлечения и замечательный мужчина, с которым у нас было столько общего. В 1988 году Барри взял напрокат яхту под названием «Мать Джули», и мы отправились в плавание по Карибскому морю. Я читала интереснейшую книгу «Третья волна» писателя-футуриста Элвина Тоффлера. Он предсказывал, что скоро мир будет общаться посредством компьютеров, что у нас будут средства доступа к информации и возможность пересылать ее по миру. Это звучало немыслимо, как научная фантастика. Изумленная, я выделяла абзацы и делала много пометок. Помню, в моей перьевой ручке были бирюзовые чернила, точно такого же цвета, как море, по которому мы плыли… У меня было предчувствие, что мир изменится. Так и случилось.

В ночь, когда мы вернулись, мне позвонил Ханс Мюллер: моя мама была в тяжелом состоянии. Мне надо было срочно вылетать в Швейцарию, и я помчалась туда первым же рейсом. Следующие несколько недель были очень тяжелыми. Я провела их в психиатрическом отделении больницы, где лежала мама, и ухаживала за ней, глядя на то, как она борется со своими внутренними демонами. Вернувшись в Нью-Йорк, я поняла, что не могу жить как раньше. Я не находила себе места в своей собственной жизни, где мне все доставалось на блюдечке с голубой каемочкой. Барри заботился обо мне как мог, но я будто выбилась из колеи. Увидеть свою мать в таком тяжелом состоянии, пережить вместе с ней ужасы ее прошлого – все это сказалось на моем состоянии. Мне надо сбежать от бешеного темпа и излишеств своей жизни. Я взяла детей и улетела так далеко, как только могла: на остров Бали.

* * *