Я так стремилась попасть в Лос-Анджелес, что, казалось, мне даже не нужен был самолет, чтобы взлететь. Когда мы пролетали над Аризоной, я ушла в туалет и пробыла там все время, пока мы не начали снижаться. Я уложила волосы, сделала макияж, переоделась и вышла из самолета в полной боевой готовности: на мне был облегающий брючный костюм в тонкую полоску и ботинки на высокой платформе. Барри ждал меня у выхода. Он распорядился, чтобы мой багаж доставили отдельной машиной, а я поехала с ним в его желтом «Ягуаре» Е-класса. Он устроил мне роскошный прием, я была в Голливуде, и мне казалось, будто я попала в кино. По дороге он спросил, хочу ли я заехать в гости и выпить у его друга, легендарного продюсера Рея Старка, или поехать домой. Мы поехали домой.
Его дом оказался красивым уединенным особняком в калифорнийско-средиземноморском стиле и располагался в конце длинной аллеи в районе Колдвотер-каньон. Дворецкий-англичанин провел меня в гостевую комнату, где меня ждал яркий букет цветов. Мне не надо было приводить себя в порядок, я и так была во всеоружии. Наверное, мы поужинали. Я не помню. Зато я помню, как мы сидели, прижавшись друг к другу, на диване в гостиной. Таким же резким тоном, как когда он скомандовал мне прилететь в ЛА, он сказал: «Пойдем в постель». Мы оба неподвижно лежали в его кровати, накрывшись покрывалом, и ужасно нервничали. Нас буквально трясло. Мы выпили по таблетке валиума и заснули.
На следующий день он пошел на работу, а я отправилась исследовать дом. Каким же он был загадочным мужчиной! Я ничего не знала о его жизни, и мне было очень любопытно. В ящиках было пусто, по книгам, расставленным на полках, тоже ничего особо не скажешь. Позже выяснилось, что он только-только въехал в этот дом и вся мебель была предоставлена отделом реквизита студии Paramount. Он вернулся домой в середине дня, мы пообедали и пошли в бассейн. Сексуальное напряжение нарастало. Когда мы наконец поддались ему, страсть накрыла нас с головой, и с самого первого прикосновения он отдался мне полностью и безоглядно, как никто раньше. Позже он признался мне, что тоже не испытывал ничего подобного и уж точно никому не открывался так, как мне. Между нами произошло нечто особенное и судьбоносное, и с того самого момента мы любим друг друга без памяти.
Его друзья не могли поверить в происходящее. Никто раньше не видел его с женщиной. Я чувствовала себя самой особенной женщиной в мире.
С тех пор Барри навсегда стал частью моей жизни. Он полюбил меня безусловной любовью, угадывал мои желания и потребности и никогда не переставал поражать меня своим безоговорочным доверием. После этих невероятных выходных я вернулась в Нью-Йорк, и наши жизни больше не были прежними. Барри разделил рабочее время между ЛА и Нью-Йорком, где он поселился в здании Hampshire House в районе южной части Центрального парка. Иногда я оставалась у него, иногда он у меня на Парк-авеню. Я помню, как он впервые побывал в нашем поместье Cloudwalk. Дети отправились туда днем ранее вместе с няней, а мы с Барри должны были подъехать в субботу. Он страшно волновался перед знакомством с детьми. Он как мог оттягивал отъезд, настаивая на том, что ему сначала надо заехать к своему портному, у которого он заказал несколько костюмов. Он без конца твердил, что не знает, как обращаться с детьми. Наконец к середине дня мы добрались.
Как только мы зашли в дом, он тут же расслабился и уселся в уютном кресле у телефона в гостиной, в котором он сидит до сих пор. Татьяна и Александр вели себя так же невозмутимо, как и всегда при знакомстве с моими друзьями, и его нервозность сразу же улетучилась. Я помню, как он рассказывал мне, что, когда он остался с ними в комнате один, четырехлетняя Татьяна, решившая разузнать, что он за человек, спросила его: «С кем ты дружишь?» Никто из нас не помнит, что он ответил, но мы навсегда запомнили ее вопрос.
С тех пор прошли десятилетия, но мы по-прежнему с удовольствием проводим выходные в Коннектикуте все вместе. Как-то вечером по пути обратно в Нью-Йорк мы проезжали мимо пожилой пары, которая переходила Лексингтон-авеню. Барри сбавил скорость, чтобы пропустить их, и, пока они переходили дорогу, держась друг за друга, нам обоим пришла в голову одна и та же мысль: однажды и мы будем такой пожилой парой, помогающей друг другу перейти улицу. Мы оба отлично помним эту сцену, только он считает, что это случилось на Мэдисон-авеню, а я уверена в том, что на Лексингтон-авеню.
Барри вошел в нашу семью с чудесным принципом «нет ничего невозможного».