Женщина модерна. Гендер в русской культуре 1890–1930-х годов

Особо можно отметить размышления о женщине, «женском вопросе», звучащие в творчестве Форш уже в конце 1920-х годов; многие идеи этого периода созвучны идеям о защите материнства А. М. Коллонтай, но детальное сопоставление их позиций и выявление степени влияния в задачи настоящей статьи не входят.

Действие рассказов этого периода происходит во Франции (писательница посетила эту страну в 1927 году). Роза, героиня рассказа «Последняя роза», вынуждена заниматься проституцией, чтобы прокормить любимого сына Диди. Перед смертью она рассказывает свою историю и размышляет о необходимости государственной поддержки материнства. Особенно важно, по ее мнению, поддержать первородящую, родившую «не скрепя сердце, не от лопнувшего презерватива, а от любимого», и «чтобы обеспечена была жизнь со дня беременности до окончания кормления»[986]. Роза размышляет о том, что «родить прекрасно — есть самое важное во всем женском вопросе», потому что «это исключительно наше»[987]. И именно внимание к женщине, родившей и вскормившей первенца, будет означать, что женщина обретает права, что она считается человеком. Последней фразой Розы перед тем, как она начинает бредить, становится: «Ах, приветствуйте, обласкайте первородящих. Женщина не опустится до проституции, если ей помогут выкормить ее первенца»[988].

Размышления умирающей француженки и мысли рассказчицы (русской, врача, во Франции проездом) о просмотренном фильме схожи: «Агитфильма „Лепестки розы“ оказалась действительно фильмою на два фронта. С одной стороны, она соблазняла девиц в монастырь и ореолом святости, с другой стороны, по лозунгу дня „убыль населения — опасность стране“ натаскивала на материнство». Роза тоже замечает лживость такой пропаганды: «Туда же — родить поощряют. А куда деть, родив, это уже не их дело… И это, выходит, роскошь для нас, и это одним богатым… а нам в воспитательный, как щенка. Оттуда же ведь не отдают»[989]. Этот рассказ написан спустя два десятилетия после рассказа «Был генерал», но, как мы видим, он продолжает затронутую в нем проблему: способность женщины к деторождению при вмешательстве государства особенно остро показывает социальное неравенство, разделение женщин на бедных и богатых, «достойных» и «недостойных».

В рассказе «Лебедь Неоптолем» о «женском вопросе» рассуждает сапожник Буриган. В его представлении все беды, связанные с женщинами, пошли из-за Жанны д’Арк. Он вспоминает слова старого кюре: «…как поставят ее (Жанну д’Арк. — О. Г.) по церквам, стриженую да с мечом, ничем женщин мы не удержим: обрежут косы и перестанут рожать»[990]. Впрочем, тот же кюре признавался, что перестал страдать из-за женщин. Соглашаясь, что государство держится женщиной, сапожник формулирует и два условия «крепости столпа», как он называет женщину. Первое — страх («Женщина должна хоть чего-нибудь раз и навсегда испугаться»), а поскольку ада женщина перестала бояться, то «осталось одно — чтобы муж научился пугать»[991]. А второе — любовь к гнезду, как у птицы, причем идеалом становится птица, которая «из-под собственных перьев ‹…› пух выдирает, чтобы всем было дома тепло»[992]. Вспоминает сапожник и свою дочь, которая никак не соглашается рожать ему внуков, и приходит к выводу, что «без детей баба — шар без балласта. Вспорхнет — лови ее», да и эти, похожие на Жанну, «страны не спасут»[993]. Эти размышления прерываются встречей с мадам Кантапу; ее любимого лебедя Неоптолема растерзали собаки, и сапожник был совершенно обескуражен тем обстоятельством, что погибшего лебедя хозяйка съела (от женщины он ожидал, что она похоронит питомца, подобно человеку), а его перья приспособила под уборку пыли.

Как мы видим, Форш обращается к специфическим женским проблемам (беременность, материнство, вскармливание ребенка, обретение возможности выжить в изменившемся мире и др.), подчеркивает их значимость. Писательница рассматривает различные ситуации в жизни женщины, обращается к ним в разные периоды своего творчества. Ранние рассказы О. Д. Форш нуждаются и в глубоком переосмыслении, и в дальнейшем изучении.

Я. Д. Чечнёв Урбанизм ленинградской прозы Гендерный аспект (Константин Вагинов и Лидия Чуковская) [994]