С этой целью женщинам были предоставлены равные с мужчинами права, в том числе и с юридической точки зрения. Во-первых, женщины массово внедрялись в производство[1639]
, как указал сам Ленин; во-вторых, предпринимались меры для освобождения женщин от домашнего труда; в-третьих, упразднялись правовые нормы, лежавшие в основе патриархальной семьи. Целью маневра было «сделать так, чтобы брак не был клеткой, в которой молодожены живут, как заключенные»[1640], тогда как последующий распад патриархальной семьи[1641] превратился в непосредственное разрушение основанного на принципах авторитаризма социального порядка, чьей основной ячейкой и являлся институт семьи. Такая яркая представительница борьбы за права женщин, как феминистка А. М. Коллонтай[1642], часто ошибочно считающаяся создательницей знаменитой теории «стакана воды», революционерка, первая женщина — государственный деятель СССР, теоретик марксизма и основательница коммунистического движения женщин, приняла значительное участие в дискуссии тех лет, заявив:Семья больше не нужна. Не нужна государству, потому что домашняя семейная экономика больше не несет пользы государству; она самым бесполезным образом отдаляет женщин-работниц от более важной продуктивной работы. Она не нужна даже членам семьи, потому что другая ее задача — воспитание детей — постепенно переходит в руки общества[1643]
.СССР стал первой в мире страной, где был узаконен развод по обоюдному согласию; предпринимались и другие меры, гарантировавшие полное равноправие и свободу женщинам, но в действительности подорвавшие институт брака: аннулирование религиозного брака, упрощение брачной процедуры, отмена супружеских прав, равенство двух родителей по отношению к детям, равенство прав законных и внебрачных детей, декретный отпуск, социальная защита беременных; наконец, в 1920 году был обнародован закон, разрешавший аборты. Очевидно, борьба за освобождение от института брака неизбежно стала важным этапом в процессе обновления нравов и сексуальной морали[1644]
.В целом, в начале 1920-х СССР был настоящей лабораторией идей, расцвет которых наблюдался во всех интеллектуальных и художественных сферах. Однако уже вскоре, в конце 1920-х годов, в среде большевистского руководства появилось противоположное представление, согласно которому семья — это основа, на которой надо строить социалистическое общество. Эта установка окончательно восторжествовала в 1930-е, когда наблюдался резкий разворот политики в области семьи по сравнению с обещаниями эмансипации на заре революции.
Наше исследование сосредоточено на начале 1920-х, когда явно чувствовалась растерянность тех, кто стал свидетелем перестройки наиболее распространенных принципов морали, пытаясь с трудом к ней адаптироваться. В этом смысле особого внимания заслуживают так называемые эго-документы, т. е. произведения, которые с личной точки зрения рассказывают о метаморфозах, переживавшихся обществом в те годы. Значимым можно считать опыт Али Рахмановой (наст. имя Галина Александра фон Хойер, урожд. Галина Николаевна Дюрягина, 1898–1991), ныне почти забытой писательницы, которая в 1930-е годы завоевала международное признание благодаря публикации на немецком языке трех своих дневников.
Издательский и переводческий процесс публикации этих произведений дает повод для сомнений в их достоверности. В связи с этим, на основе сравнительного анализа дневников Али Рахмановой 1916–1930 годов и так называемых «зальцбургских дневников» (1942–1945), не подвергшихся никакой литературной обработке, швейцарский ученый Г. Риггенбах высказывает предположение о том, что своими литературными достоинствами дневники на самом деле обязаны мужу Али[1645]
, — настоящему, на его взгляд, творцу «феномена Рахмановой»[1646], [1647]. Однако следует отметить, что нельзя осуществить достоверный сравнительный анализ дневников 1916–1930 годов и изданных дневников, так как их оригиналы были утеряны во время переездов писательницы из России в Австрию и в Швейцарию; также невозможно уточнить, в чем конкретно состоит их литературная обработка.