Женщина модерна. Гендер в русской культуре 1890–1930-х годов

В автобиографии 1904 года Цебрикова продолжает развивать приемы, опробованные в письме Кеннану. Она использует яркие существительные женского рода — «идеалистка» и «героиня»: «неисправимая идеалистка поплатилась» и «я не героиня»; а также «наседка» и «мать-командирша»[263]. Заметим, что собственный героизм Цебрикова ставит в один ряд с героизмом своих родственников-мужчин, когда говорит начальнику охраны Секержинскому: «Предок мой Княжнин потерпел у Шешковского за стих „Самодержавие есть бед содетель“, а дядя Цебриков — декабрист — высидел в кандалах в Алексеевском равелине»[264]. Таким образом, она фактически говорит о наследственном происхождении собственного героизма. Между тем в этой автобиографии большое внимание уделяется становлению писательницы, преодолению ею трудностей, связанных с неприятием ее выбора семьей, и в целом отношению к женщине в конце XIX века. Цебрикова рассказывает, как мать жгла ее рукописи и как она сама зашивала их в юбки и носила в гавань писарю для переписки. Она зло комментирует слова Александра III, сказанные по поводу ее письма: «ей-то что за дело», «т. е. баба знай свой шесток»[265]. Не пропускает она и знаменитой фразы императора «отпустить старую дуру»[266]. Эту фразу она не комментирует, только замечает, что царь при этом «расхохотался»[267]. Между тем ее ссылка в Вологодскую губернию свидетельствует о том, что император отнесся к ее письму серьезно.

В статье «Из былого» (1906) Цебрикова снова приводит слова Александра III, но уже без собственного комментария. Она отмечает, что с переправкой в Англию рукописи брошюры «Каторга и ссылка» ей помогала «знакомая англичанка» — в неопубликованной автобиографии 1904 года она прямо называет ее имя — «мисс Буль, ныне г-жа Войнич»[268], знаменитая в будущем английская писательница, автор романа «Овод» Этель Лилиан Войнич. Вероятно, Цебрикова на всякий случай, чтобы не навредить приятельнице, не назвала ее по имени в опубликованной статье «Из былого». Так в тексте подспудно возникает тема женской солидарности.

В конце статьи Цебрикова помещает себя в ряд русских «протестантов», не уточняя их пола: «Несмотря на сходство моего письма с парламентской оппозиционной речью в Англии, не во гневе будь сказано нашим охранителям самобытности, обвинявшим меня в заразе тлетворным духом Запада, скажу, что и в Древней Руси бывали единичные протестанты, но больше в форме религиозных обличителей. Но и они были созданы тем же: невозможностью жить, не протестовав»[269]. Завершает статью яркая и точная характеристика главной особенности этого открытого письма: «Девятнадцатый век принес одно новое, что протестовала женщина»[270].

В автобиографии 1913 года Цебрикова больше внимания уделяет тому образованию, которое она получила дома. В то время как в автобиографии 1904 года она заявляла, что «училась самоучкой» и лишь политическое образование ей дал дядя-декабрист, в автобиографии, написанной для Венгерова, она признается, что ее учили не только языкам, рисованию, музыке и танцам, как других девочек, но отец обучал ее арифметике, географии, русской истории и Закону Божьему. Она снова говорит о противодействии со стороны матери ее писательским устремлениям, однако вспоминает о разговоре с Н. А. Некрасовым, который посоветовал ей «предъявить свои права», — она, в свою очередь, спросила: «Какие? Справлялась в X томе свода законов»[271]. По свидетельству Цебриковой, этот том, включающий, среди прочего, законы о семье и браке, пользовался особой популярностью среди читательниц Публичной библиотеки[272]; в этой автобиографии она также называет «женский вопрос» «общим вопросом»[273]. Примечательно, что в этом позднем тексте Цебрикова вспоминает мытарства, которые ей пришлось претерпеть в связи с организацией женских курсов: ее вызывали в Третье отделение, спрашивали о целях публичных лекций и публичных курсов. Она, в свою очередь, не понимала, почему так преследуют женское образование, ведь «если наука вредна, то надо закрыть все университеты и по-скалозубовски собрать бы книги все и сжечь»[274]. Да, женщины могут составить мужчинам конкуренцию, но и чиновники «могут быть и спокойнее за участь жен и дочерей, если не оставят им хорошего состояния»[275]. Автобиография 1913 года написана от третьего лица, и в ней ничего не говорится об открытом «Письме Императору Александру III» — вероятно, Цебрикова считала, что все сказала о нем в статье «Из былого».