Женщина на грани нервного срыва

— И знаете, чем все кончилось? Подруга набросилась на нее с оскорблениями. Заявила, что та просто завидует ее счастливому браку, потому что сама одинока. И вообще, дескать, настоящий друг никогда не скажет ничего подобного. С тех пор они не общаются, подруга на своего мужа по-прежнему молится, а он, разумеется, продолжает трахать все, что шевелится. Люди — идиоты, особенно в том, что касается любви.

Услышав про мои планы вразумить Шарлотту, Рэчел презрительно рассмеялась:

— Да ладно тебе. Ты просто хочешь, чтобы она знала: ты уже получила то, чего она добивается. Ты хочешь продемонстрировать, что она не такая уж уникальная, какой себя считает. Что она просто одна из многих. Ты вовсе не хочешь предостеречь ее от глупости, которую совершила сама. К тому же, как все мы отлично знаем, люди не учатся на чужих ошибках.

Черт. Надежда привлечь на свою сторону безжалостных хладнокровных союзниц таяла на глазах. Но слава богу, была еще Эмили. Многие противники психотерапии утверждают, что тем, у кого есть хорошие друзья, психологи ни к чему (раньше я и сама была в этом уверена). Разумеется — ведь в любой ситуации хотя бы один из друзей скажет тебе именно то, что ты хочешь услышать.

— Почему этим уродам все должно сходить с рук? — воскликнула она. — Он увяз в браке без любви, но слишком слаб и труслив, чтобы вырваться на свободу. Сначала, чтобы избежать ответственности, он пытается подтолкнуть к решительному шагу жену. Отдаляется от нее, перестает с ней спать, придирается по пустякам. Но жена покорно терпит — так всегда бывает, потому что, как все мы знаем, если человек становится к тебе равнодушен, ты еще больше к нему тянешься, хотя умом понимаешь, что все рушится, и тогда…

— Ты говоришь о своем, — качая головой, перебила Кэти.

— Просто меня бесит, что эти козлы так хорошо устраиваются. — Эмили тяжело вздохнула. — С одной стороны, у него крепкая семья. А с другой — если станет скучно, можно насладиться острыми ощущениями от романа с юной глупышкой, которая поможет ему почувствовать себя настоящим мачо. И он меняет юных моделек как перчатки, чтобы его постоянно обожествляли, оправдывали, любили, превозносили. И его эго разрастается до размеров Годзиллы. А любящая супруга ничего не подозревает. Да к черту все! Вразуми его жену и эту дурочку, готовую пасть его жертвой, — напиши письмо.

Мы заказали еще бутылку вина. Эмили продолжала разглагольствовать:

— Ты не пишешь только потому, что хочешь оградить его от неприятностей. Ты не желаешь его огорчать, боишься, что он на тебя обозлится, что он тебя возненавидит. Да пошел он! А как же ты? Он причинил тебе боль. Он тебя расстроил и унизил. Сильная женщина написала бы письмо — и ей было бы плевать, что о ней подумают.

Я с готовностью закивала, в восторге от того, что мне наконец дали «добро».

— Ты абсолютно права. Так поступила бы сильная женщина, которой до лампочки мнение окружающих. Ваше здоровье.

Наутро я проснулась с мучительным чувством, что совершила какую-то глупость. На подушке валялся блокнот. Некоторые люди подшофе начинают звонить всем подряд. Меня же переполняют глубокие мысли и одолевает писательский зуд. Я изливаю на белый лист рассуждения о смысле жизни и уделе человеческом. Иногда даже в стихотворной форме.

На трезвую голову моя писанина неизменно оказывается жалким нытьем, которое заставляет досадливо морщиться. И это только фрагменты, поддающиеся расшифровке.

Я опасливо открыла блокнот. Первую страницу покрывали неразборчивые каракули, достойные восьмилетнего ребенка. «Бла-бла-бла. Я никого больше не полюблю. И бла-бла-бла. Как я люблю тебя? Считай. Во-первых… О, бла-бла-бла. В чем смысл делиться сокровенным? И бла-бла-бла. Эта единственная, бесценная жизнь».

В первую секунду я была приятно удивлена. А ведь не так уж и плохо! Но потом я вспомнила, как сидела до двух часов ночи, пила вино, обливалась слезами, раз за разом заводила песню Кэнди Стейшн[11] «Свободные юные сердца» и декламировала вслух романтическую поэзию Элизабет Баррет Браунинг. Расплывшиеся строчки представляли собой монструозный гибрид одного и другого — наподобие результата экспериментов Джеффа Голдблюма в фильме «Муха».

Я перевернула страницу. Вот оно. Набор закорючек, которые при ближайшем рассмотрении оказались черновиком «самого трудного письма в моей жизни».

«Дорогая миссис… мне оч. жаль, что именно я приношу вам это известие. Дело в том, что… ваш мужполныйУРОД. Я его люблю. ЯЕГО-ЛЮБЛЮ. НЕНАВИЖУ ЭТОГО КОЗЛА. ЛЮБЛЮ. НЕНАВИЖУЭТОГОЧЕРТОВАКОЗЛА».