Женщина на грани...

Я сидела на том же месте, что и в Рождество. Хавьер приехал почти сразу. И в знак приветствия быстро поцеловал меня в губы, устраняя все сомнения относительно вчерашнего. Мы снова стали болтать о всяких пустяках, но в его голосе я неожиданно уловила неуверенные нотки. Мы оба чувствовали себя словно виноватыми. Наконец Хавьер первым решился расставить все точки над «и» в этом деликатном вопросе:

— Послушай, по поводу того, что произошло вчера, я ни в коем случае не хочу, чтобы ты считала, что я обыкновенный мышиный жеребчик, который думает только об одном: как лучше пристроить своего скакуна. Правда в том, что ты совсем не такая, как девчонки твоего возраста. У тебя там, внутри, так много настоящего женского, и ты умеешь с этим обращаться. Ты очень привлекательна, ты мне нравишься, не буду этого отрицать, но я не хочу, чтобы ты считала себя обязанной. Если ты чувствуешь, что тебе это не надо, никаких проблем, не беспокойся. Забудем, как будто ничего и не было.

От его слов я вся просто утекла, у меня даже трусы промокли. Вот это речь настоящего мужика. Наконец-то он мне встретился. Неожиданно я поймала себя на мысли, что невольно сравниваю его с отцом. Я ответила ему в самом искреннем и спокойном тоне, хотя мне стоило неимоверных усилий забыть, что передо мной сидит один из руководителей интернациональной компании.

— Хавьер, я бы не осмелилась даже подумать о том, что могу тебе понравиться. Для меня ты великолепный и недостижимый. И будешь таким всегда. Я к этому привыкла. Привыкла к такому раскладу. Сейчас я говорю как на духу, мне льстит уже одно то, что мы с тобой могли бы стать друзьями.

Я говорила, а сама чувствовала, как краснею. Чтобы скрыть смущение и одновременно выгодно подчеркнуть его, я кокетливо опустила взгляд, низко-низко, на свои каблуки. Хавьер таял и млел от этого зрелища. Я чувствовала, как он влюбляется в меня прямо на глазах. Он взял мою руку и по-отечески поцеловал меня в лоб:

— Ты — солнце. Ты такая чистая, такая невинная.

Лед был сломан. Теперь он рассказывал мне о своей личной жизни. О жене, о том, что ему давно уже нечего с ней делить, кроме общей жилплощади. О дочери моего возраста, которая стала хиппи. Он говорил о ней с трудом и горечью в голосе. О пустоте, которая давно поселилась в его сердце, и о том, как многого ему не хватает. Мне хотелось расцеловать его, целовать его долго-долго, хотелось отдать ему всю ту ласку, все тепло сердца, которые дочь может подарить отцу. В свою очередь я рассказала ему о своих родителях, о том, как жила в общежитии, как училась. Когда он спросил, есть ли у меня парень или жених, я почти безотчетно закрыла рот на замок и не промолвила ни словечка ни об Антонио, ни о Карлосе.

Мы, как и в прошлый раз, остановились у подъезда моего дома и так же, как и в прошлый раз, целовались, но на этот раз гораздо дольше. На миг отстранившись, мы посмотрели друг другу в глаза. В воздухе повисла одна из тех пауз, что случаются от немного тягостной неопределенности и минутной нерешительности. Я лихорадочно пыталась вспомнить и подсчитать, когда у меня должны начаться месячные. Получалось, что вот-вот. Искушение затащить его сегодня к себе в постель было просто огромным, но я резко осадила себя.

— Ты не пригласишь меня выпить чего-нибудь?

Его слова все решили за меня.

— Ах да, прости, пожалуйста. Я так туго соображаю! Заходи, конечно, идем.

Мы поднялись, зашли в квартиру, но свет зажигать не стали. Я взяла его за руку и потащила к себе в комнату. К счастью, Эстрелья не появилась на горизонте — спала, наверное. Путь был свободен. Смущаясь, я сняла с него галстук. Он стал покрывать мое лицо поцелуями и раздевать меня. Затем сам аккуратно разделся и уже под простыней начал гладить меня по шее и щекам, а потом целовать. Мы не произнесли ни слова. Без лишних движений он раздвинул мне ноги и вошел в меня. Член у него был короткий, но толстый. Я оказалась немного узкой для него, к тому же у меня так давно ничего не было. Я вздохнула. Мне попался не самый лучший в мире любовник, но сейчас для меня это было неважно. Кончил он очень быстро. Все вместе заняло у нас минут десять, включая время на раздевание и надевание презерватива. Страстей никаких. Чувств никаких. Градус ноль. Он завязал узел на презервативе, чем живо напомнил мне Антонио, и спросил:

— Где ванная?

— Вторая дверь по коридору налево.

— А твоя подружка по квартире меня не застукает?

— Не-ет, — улыбнулась я, — скорее всего, ее нет дома.

Хавьер на цыпочках прокрался в ванную. Я решила воспользоваться его отсутствием, чтобы накинуть на себя что-нибудь, и зажгла свет. У меня по ляжкам текла кровь. Началось.

— А-ах!

Я так переволновалась, что чуть не умерла с перепугу. Мне вдруг стало невыносимо стыдно, и я снова выключила свет. Хавьер вернулся. Он сел на кровать рядом со мной и поцеловал меня. Потом поднял мое лицо за подбородок и пристально посмотрел мне в глаза:

— Ты должна была мне об этом сказать.

— О чем?

— О том, что девственница.