Женщина на грани...

Оскар разулыбался, довольный, что со мной можно было пошутить даже на такие темы и так же свободно, как со своими друзьями-мужиками. Я сама не раз задавалась вопросом: почему женщины не могут спокойно говорить о таких простых и естественных вещах, к чему это дурное кокетство, к чему строить из себя таинственных жриц весьма сомнительного искусства с секретами еще более сомнительного свойства?

Как только мы перебрались через границу в Ируне, сразу стала ощущаться французская атмосфера: иной дух, иное настроение, иной порядок жизни.

— Где нам лучше перекусить? Где-нибудь по дороге, вдоль шоссе?

— Мужчина! И думать забудь! Мы же во Франции. Зачем нам травиться в какой-то придорожной забегаловке, если в пятнадцати километрах отсюда раскинулся шикарный Биарриц!

Биарриц — это маленькая сказка! Городок просто волшебный. Назойливые туристы давно испарились отсюда, и по набережной и улицам чинно прохаживались только местные матроны со своими собачонками. Без проблем припарковав машину у самого пляжа, мы зашли в маленький ресторанчик, расположенный настолько близко к морю, что порой казалось, будто он на гребне волны. Мы сели на террасе, и перед нами открылся такой вид, что перехватило дыхание. Кантабрия. Море серое, почти белое. Волны словно вот-вот поглотят берег вместе с городом. Тихо падают листья с деревьев. Не знаю, как чувствовал себя в это время Оскар, но я была в настоящей сказке, не хватало только принца, такого же прекрасного и романтичного, как окружающий пейзаж. Но грезы тем и отличаются, что рано или поздно с ними пора расставаться. Я стряхнула с себя свой очарованный сон и заказала официанту рыбное филе, как всегда, и бутылку Бурдеос. Мы допили бутылку под сырные закуски и болтовню о работе. На десерт официант принес нам кофе со сливками, такой, какой умеют готовить только во Франции. Оскар завел канитель про свою жену и близнецов. Я отключилась от него, как от назойливого радио, и снова погрузилась в волшебную атмосферу Биаррица. Я чувствовала себя бесконечно усталой, охваченной непонятной тоской и очень одинокой…

Когда мы заселялись в Париже в гостиницу, был уже час ночи. Я быстро раскидала вещи из чемодана, приняла душ, набросала, сидя в постели, план завтрашнего дня и уснула.

2

Кто хотя бы раз участвовал в международных ярмарках, хорошо знает, какая неразбериха, шум, крики, кутерьма, интриги творятся там в последние часы перед открытием. Целый день я только и делала, что проверяла бесконечные списки необходимых вещей, которые уже привезли или вот-вот должны были подвезти, связывалась то с транспортниками, то с организаторами, одолевая их настойчивыми просьбами, а порой и пускаясь в перебранки, раскладывала по полочкам рекламные материалы. В это время мужчины, сотрудники нашей компании, обливаясь потом, расставляли столы для переговоров, барные стойки, стулья, подключали технику, навешивали логотипы и распаковывали рекламные образцы.

Вечером первого дня мы все, вымотанные донельзя, сидели за одним столом. Желающие потягивали пивко. Сообща обсуждалось, где лучше поужинать. Команда подобралась изумительная. Я оказалась в компании пяти мужиков. Все они инженеры, все целыми месяцами работают, не заходя в контору. Они знают в Европе каждый уголок, гостиница им как дом родной, а ресторан — как собственная кухня. Для полного счета нам не хватало только двоих: французской переводчицы, которая, по-видимому, вообще никогда не спешила на работу, и последнего члена нашей рабочей дружины, Филиппа, он должен был прилететь этой ночью из Голландии. Мне было любопытно с ним увидеться — до сих пор мы общались только по телефону. Много ли поймешь о человеке, о котором знаешь лишь то, что у него приятный, мягкий голос. Вот только какого рода эта мягкость? В компании его очень ценили. Говорили, что он умен, энергичен и обладает прекрасным чувством юмора. Из его личной биографии удалось узнать тоже немного — что он женат на какой-то немке и у них пока нет детей. Его мать нидерландка, а отец испанец. Поэтому его звали Филипп, а не Фелипе.