Женщина - половинка мужчины

Стоило ли обо всем этом рассказывать Ей?

Ярко светила под потолком лампочка, я никак не мог приспособиться к такому яркому свету. В овчарне если и зажигали, то старую, вековечную керосиновую лампу. Я не только привык, мне нравились мягкий полумрак, темнота. Темнота обостряла мысль, успокаивала…

А сейчас передо мной сидела живая женщина, сидела Она. Я вдруг понял, о чем спрашивают Ее глаза: в этой комнате только мы вдвоем — женщина, у которой нет мужчины, и мужчина, у которого нет женщины. Неужели, кроме прошений и реабилитаций, нам не о чем говорить?

Теперь я многое читал в Ее глазах: вопрос и нерешительность, ожидание, надежду и молчаливое согласие. Как будто Она уже все решила для себя и ожидала только действия с моей стороны. И, судя по всему, Она не собиралась давать отпор, даже, наверное, обдумывала, как бы поделикатней отдаться на милость победителя. Я сидел на одной кровати, Она на другой. Нас разделяла лишь коричневая полоска глиняного пола, от силы два метра. Как линия на шахматной доске — можно построить на ней оборону, и ее нельзя вроде бы пересечь, но можно и не замечать, и тогда ее как будто и не будет… В тишине текло время. На Ее лице появилась едва заметная улыбка. Странная улыбка, значение которой невозможно разгадать. Она была одета, но одежда так ясно обрисовывала контуры тела! И это тело — обнаженное — тут же появилось перед моим мысленным взором. Неужели импульсы, которые рождаются политическими убеждениями и чувственным влечением, схожи? И те и другие проникают в самый центр нашего естества, заставляют быть храбрым, стойким, заставляют стремиться вперед, чем-то овладевать и находить в самопожертвовании высший смысл и высшее счастье. Сегодня хороший день. Интересно, как это счастливые события сумели сосредоточиться в одном дне. Нет, это действительно счастье. Меня как будто уже наполовину освободили! На моем лице появилась, наверное, такая же странная и загадочная улыбка, как у Нее. Мне казалось, что Она понимает меня, слышит мои мысли — ведь Она по одному взгляду умеет определять характер человека. Я почувствовал, что кровь закипает во мне, и вздрогнул. Радостное напряжение все росло, заливая душу какой-то пугающей волной счастья. В горле пересохло — я снова был там, в камышах…

Я уже собирался что-нибудь сказать или сделать, но тут вошла тетушка Ма.

— Ну? Нигде чернил не нашла. — Она быстрым взглядом скользнула по нашим лицам. — Что за жизнь, и прошение не напишешь!

— Надо в контору пойти, — сказала Хуан, — там скорее всего есть.

— Ну уж нет! Ни за что не пойду! — сказала тетушка с притворным испугом. — Этот секретарь Цао меня обязательно спросит: «Пишешь? А что пишешь? Ведь у тебя никого нет. Значит, не письмо, а жалобу!»

Мы все рассмеялись. На одно мгновение покрытое морщинами лицо тетушки Ма помолодело, словно у шестнадцатилетней девушки.

— Вот какие молодцы, — сказала она. — Главное — не обращать ни на что внимания, и все будет хорошо. — Тетушка села за стол. Она склонилась над шитьем и без всяких околичностей заявила: — Нет, правда, я без смеха. Вы замечательно подходите друг другу!

Хуан ничего не сказала, только улыбнулась, не разжимая губ.

Доброе сердце у тетушки Ма, но слишком горячее.

Я прервал молчание:

— Мы с ней прошений не пишем. Зато вы с Чжоу Жуйчэнем пишете — пара хоть куда!

— С тобой, как всегда, невозможно серьезно разговаривать! — Тетушка почесала в затылке. — А я точно говорю. Вы оба были в лагере, значит, принижать друг дружку не будете. По возрасту тоже подходите. Ты образованный, и у нее образование неплохое — все-таки и начальную и среднюю ступень закончила. Хуан как к нам приехала, я сразу о тебе подумала, ждала, когда ты с гор вернешься.

— Ну, пошла, пошла. — Хуан улыбнулась. — Я замуж больше не выйду. С этим у меня все.

— Эк! — тетушка перекинулась на нее. — Да как можно и говорить-то такое! Женщина создана небом для того, чтобы быть при мужчине. — Она помолчала, а потом сказала с твердой убежденностью: — Нет человека, которому я нужна, а был бы, так точно вышла бы замуж!

— Как это — нет, — сказал я, — ведь был же этот председатель комбеда. Просто вы не захотели.

— Нет, — сказала тетушка. — У него и жена была, и дети. А так-то я бы за него пошла. Он человек очень даже неплохой. И способный — в большие люди вышел. Он и в классовые враги меня записал только для того, чтобы избалованность да капризы из меня повыбить. А больше ни для чего.

Она не винила его. Хотя по его милости попала в эту глушь и отбыла три года в лагере.

— А почему же вам пришлось бежать? — спросил я.

— На самом деле это не он меня довел, просто есть было нечего. Я тогда не одна — нас много ушло, чтобы оставшиеся выжили… Да мне еще вдобавок не повезло.

— Но вы рассудите, тетушка. Ведь общий розыск именно этот человек объявил. — Я хотел еще прибавить, что нельзя быть такой необъективной, но промолчал.

— Э! Да он просто хотел вернуть меня таким способом. Чтобы я у него на глазах была. Кто ж знал, что начнется кампания?