Женщина - половинка мужчины

Бесполезно! Как раз об этом и говорила Хуан Сянцзю: дела сердечные, кто в них сможет по-настоящему разобраться? Я взглянул на нее, она, улыбаясь, смотрела на тетушку. Что крылось за этой улыбкой? Сочувствие? Презрение? Или ей просто забавно? Или она думает о нас?..

На улице было темно, хотя звезды сплошь усыпали небо. Где-то неподалеку Хэ Лифан, которую выслали сюда из Пекина с «образованной молодежью», напевала на мотив казахской песенки «Подарю тебе розу»:

Моя цена не очень высока,
Колготок пара — и я в твоих руках.
Но если совесть вдруг в тебе заговорит,
Ты итальянские часы мне подари…

— Ну что, братец, — сказала она тихонько, подойдя ко мне почти вплотную, — как насчет того, чтобы зайти ко мне в гости? Ты всю зиму в горах трудился. Семь-восемь юаней для меня небось найдутся?

— Поздновато, — сказал я. — Завтра приду.

— Ничего не поздно. Самое время. Мой благоверный в Пекин поехал родных навестить.

— А ты не боишься, что твой Хэй Цзы когда-нибудь тебя прищучит?

— Хо-хо! Он сам везде, где только можно, деньгу зашибает. — В сумраке по-кошачьи сверкнули ее глаза. — Да и перед кем в этой дыре отчитываться?!

— Иди спать, — сказал я решительно. — Мы с Хэй Цзы друзья, и я ни в чем не хочу быть замешан…

4

Ло Цзунци сидел на крыше, оседлав конек. Он строил летнюю кухню.

— Сто лет тебя знаю, а ты все такой же наивный. Миллион раз говорил: нельзя зарекаться, нельзя слишком надеяться. — Он приставил гвоздь и поднял молоток. — Вот меня реабилитировали, на работу пристроился — даже руководить доверили. Не бог весть чем, но все-таки. Но я тебе снова скажу — разве я могу поменять землю и небо местами?

Тук, тук, тук! Похоже, он был раздосадован. До его хозяйства было добрых сорок ли, и я добрался сюда лишь к полудню. Я пришел для того, чтобы он объяснил мне значение долетающих к нам по радио «таинственных символов». Ло мог ввести меня в лабиринт. Но он предпочитал останавливаться в первой же галерее.

Я пил чай, очень крепкий, горячий. Целую вечность не пил такого чая. Казалось, кровь насыщалась энергией и разносила по всему телу бодрость и хорошее настроение.

На самом-то деле здесь просто нормальная жизнь. У меня возникло чувство, будто я вернулся домой, хотя давно отвык от такой жизни. Я лежал на раскладушке, блаженно вытянувшись, но потребность выговориться прогоняла сон.

Говорил Ло Цзунци:

— Я здесь, в хозяйстве, начальник. Но ты погляди, каких людей мне дали… Я у тебя что ни спрошу — ты в курсе. А возьми, например, ту тетку, которая раньше была партийным секретарем в Циньляне. Всем, что касается «великой культурной», она набита до отказа. Сейчас она и у нас секретарь парткома. Я говорю: пускай крестьяне сажают на своих участочках овощи. Земля здесь дикая, сил требует много, что они там в свободное время ни вырастят — все хорошо. И вот появляются на огородах всходы, и она тут же посылает трактор и все сравнивает с землей. Я говорю: в Китае девять миллионов шестьсот тысяч квадратных километров, и каждый баклажан, огурец, каждый помидор — все идет в общую социалистическую копилку. Почему же их не выращивать? Она отвечает: материальные блага социализма могут производиться только на государственных предприятиях. А частное хозяйство по закону ведет к капитализму. И лепит мне цитату за цитатой, разве ее переспоришь? Потом мы с ней даже разговаривать перестали при встречах, как говорится, идем в разные стороны — я на запад, она на восток. И ты сам подумай, может ли хорошо вестись работа, когда у начальника с партийным секретарем такие отношения. Ведь у нас с ней права практически равные. Мы взаимоисключаем друг друга, и в результате — нуль.

Он пристукнул молотком, который держал в руке, и посмотрел на меня сверху вниз. Я опять невольно подумал об овце, только о старой, в глазах которой усталость и пессимизм, и скептически усмехнулся.

— Эх! — Я лениво потянулся. — Дорогой Ло, у меня уже очень давно такое чувство, что этот спектакль затянулся. Он идет больше десяти лет. Не знаю, какие ощущения у публики, но мне как актеру все это смертельно надоело.

— В Китае нет публики, здесь все актеры, — перебил он меня. — Только одни играют с удовольствием, а других заставляют играть. В один прекрасный день ситуация перевернется. Ты всего лишь человек, которого заставляют играть и который от этого устал. Правильно? Или ты думаешь, что можешь играть по-своему?..