Женщина-призрак

Я так и сделал. Купил два билета на представление и заказал столик в ресторане, где мы любили бывать еще до женитьбы. Пришел домой и сказал: «Давай проведем сегодня вечер вместе».

На лице ее медленно появилась та же улыбка, и она сказала: «А почему бы и нет?» Когда я отправился под душ, она сидела перед зеркалом и приводила себя в порядок. Все ее привычки я знал очень хорошо и с легким сердцем пошел в ванную, даже начал насвистывать. Я почти любил ее в этот момент. Я понял, в чем дело: я любил ее прежде и лишь ошибся в ее любви ко мне.

Сигарета выпала у него из рук, и он некоторое время удивленно разглядывал ее.

– Почему она сразу же не отказалась? Почему она позволила мне свистеть под душем? Следила ли за тем, как я расчесывал волосы? Испытывала ли она удовольствие, видя, как я укладываю в карман пиджака платок? Была ли она счастлива впервые за шесть месяцев? Почему она делала вид, что пойдет, если с самого начала знала, что не собирается этого делать? Потому, что это было для нее нормой. В этом вся она. Потому, что ей нравилось смеяться надо мной. Не только в большом, но и в самом маленьком деле.

Я понял мало-помалу. Ее улыбка отражалась в зеркале. Она ничего не могла поделать с собой. Я держал в руке галстук, собираясь завязать его, а она все еще сидела перед зеркалом и ничего не делала. Только улыбка была на ее лице, насмешливая улыбка.

Существуют две истории: их и моя, и до этого момента обе идентичны – нет ни малейшей разницы между ними. Они не расходятся ни в единой детали. Каждое мое последующее движение, каждый мой шаг они отвергают. Они выстроили великолепную цепь доказательств. С того момента, когда я остановился за ее спиной с недовязанным галстуком в руках и смотрел на ее отражение в зеркале, с того момента обе истории расходятся в разные стороны, как стрелки, показывающие шесть часов. Мой путь – один, их путь – другой.

Сперва я расскажу тебе мой путь. Я расскажу тебе правду.

Она ждала, что я обращусь к ней. Она только этого и ждала. Именно из-за этого она сидела перед зеркалом. Наконец я спросил ее: «Ты идешь?»

Она засмеялась. Видел бы ты, как она смеялась! Долго, тяжело. Я прежде не знал, каким оружием может быть, смех. Я видел в зеркале отражение наших лиц.

Она сказала: «Не пропадать же билетам. Зачем выбрасывать деньги? Возьми ЕЕ вместо меня. Она сможет посмотреть представление. Она сможет пообедать. ОНА СМОЖЕТ ИМЕТЬ ТЕБЯ ВСЕГО, НО ТАК, КАК ОНА ХОЧЕТ ИМЕТЬ ТЕБЯ, ОНА ТЕБЯ НЕ ПОЛУЧИТ».

Таков был ее ответ. Это был окончательный ответ. И я знал это.

Дальше случилось следующее. Я сжал зубы и опустил руки. Не помню, куда делся галстук, который я держал в руках. Должно быть, упал на пол. Я знаю только одно: я не набросил его ей на шею. Я не мог бы убить и муху. Не мог бы! Такой уж я человек. Она пыталась вывести меня из себя. Не знаю, зачем. Может, потому, что чувствовала себя в безопасности. Но я был не в состоянии что-либо сделать ей. Конечно, она видела меня в зеркале, ей даже не нужно было для этого поворачивать голову. «Ну, что же ты! Иди, ударь меня! – ощерилась она. – Ну! Ни черта ты не умеешь делать!»

Потом мы наговорили друг другу массу разных гадостей, как это обычно бывает. Но это была лишь болтовня. «Я тебе не нужен, тогда зачем же ты держишь меня возле себя, черт возьми?» – спросил я.

Она ответила: «Ты можешь пригодиться. Например, если к нам заберутся грабители».

«Ты думаешь, это будет тянуться вечность?» – спросил я. Она ответила: «Гендерсон, смогу ли я сказать тебе что-нибудь другое?»

Я сказал: «Ах да, ты напомнила мне». Я достал из кармана два доллара и швырнул их перед щи. «Это тебе за то, что ты была моей женой. А за музыку я заплачу отдельно». Конечно, это было низко и недостойно. Я схватил пальто и шляпу и выскочил за дверь. Она все еще смеялась. Она смеялась, Джек! Она не умерла. Я не притронулся к ней! Ее смех преследовал меня, даже когда я закрыл за собой дверь. Он преследовал меня, пока я бежал вниз по лестнице и даже на улице, и я пошел пешком, не в силах стоять и ждать машину.

Он долго молчал, заново переживая ту сцену. Затем собрался с силами и продолжал холодно:

– Потом я вернулся, она была мертва, и они сказали, что это сделал я. Они сказали, что это произошло в восемь минут пятнадцать секунд седьмого. Так показывали ее часы. Должно быть, это случилось минут через десять после того, как я захлопнул дверь. Я вздрагиваю при мысли об этом даже теперь. Наверное, он уже поднимался, кто бы он ни был…

– Но ты говоришь, что спускался по лестнице?

– Он мог скрываться где угодно, на любом этаже или на чердаке. Я не знаю. Может быть, он все слышал. Может быть, он следил, как я уходил. Может быть, я так хлопнул дверью, что она не захлопнулась, и он вошел в квартиру. Может быть, он уже был в квартире, и она это знала. Может быть, звук ее смеха помогал скрывать его присутствие или мешал ему слышать нашу ссору.

– Значит, в звуке смеха было что-то особенное?