Женщина-призрак

– Она окончила среднюю школу. Она местная. Она разговаривала, как все мы. Чисто столичный выговор. Голос ее звучал бесцветно, как кипящая вода.

– Раз ты не заметил акцента, будем считать, что она местная. А что в такси?

– Ничего.

– А в ресторане?

– Ничего, Джек, – Гендерсон беспомощно развел руками, – Бесполезно, Джек. Это ничего не дает. Я не могу, не могу! Она ела и разговаривала. Вот и все, что я помню.

– Да, но о чем?

– Я не могу вспомнить. Я не могу вспомнить ни слова. Это не значит, что нечего вспоминать. Просто мы молчали больше, чем говорили, и ни о чем серьезном не разговаривали. Рыба превосходная. Война ужасная. Сигарету хотите? Нет, спасибо.

– Ты меня сведешь с ума! Ты уверен, что любишь Свою Девушку?

– Конечно. Только не надо об этом.

– А в театре?

– Она вскакивала с места. Я уже тебе три раза говорил об этом. Какие могут быть разговоры во время представления? Ты же сам сказал, что разговор во время представления ничего бы не дал.

– Да, но почему она вставала? – Ломбар подошел поближе к нему. – Занавес поднялся. Люди не встают без причины.

– Я не знаю, почему она вставала. Я не читал ее мысли!

– Судя по всему, ты даже собственных мыслей не читал. Хорошо, к этому мы вернемся позже. – Он снова прошелся по камере. – Когда она вставала, ты смотрел на нее?

– Конечно, смотрел. Но чисто рефлекторно. Мои глаза были устремлены на нее, но ее я не видел. Я все время смотрел на нее, но не видел.

– Это мучение, – сказал Ломбар, скорчив гримасу. – Я вижу, от тебя никакой пользы нет. Но должен же быть кто-то, от кого может быть польза. Должен же был кто-то видеть тебя с ней! Не могут же два человека бродить по городу шесть часов и быть невидимыми!

– Я тоже так подумал, – сухо улыбнулся Гендер-сон. – Но оказалось, что я неправ. Видимо, в ту ночь город охватил массовый астигматизм. Иногда даже мне кажется, что это было галлюцинацией, что ее не было вовсе, а мне в голову запала бредовая идея.

– Ты должен сам разобраться в этом, – сухо сказал Ломбар.

– Время истекло, – раздался голос из-за двери.

Гендерсон поднял с пола обгоревшую спичку и подошел к стене. На стене в два ряда были проставлены вертикальные черточки. Верхний ряд был перекрещен наподобие буквы X. Обугленной спичкой он перечеркнул очередную черточку.

– Хорошо, пойдем дальше, – сказал Ломбар, доставая бумагу и карандаш.

– Давай… для разнообразия, – кивнул Гендерсон.

– Ты ведь знаешь, чего я хочу, не так ли? Я хочу поработать над другим материалом. Над материалом, с которым еще никто не имел дела. Нужны свидетели, которые не вызывались в суд. Люди, которых просмотрели и копы, и твой адвокат Грегори.

– Ты хочешь немногого. Тебе нужны второго сорта призраки, которые сумеют помочь разыскать призрак первосортный. Лучше для этой цели пригласить какого-нибудь медиума.

– Мне наплевать, как они себя вели; они, например, могли толкать вас обоих локтями на улице или где-нибудь в помещении. Сперва надо попытаться их найти. Не думаю, что вы были прозрачными, Кто-то должен был вас видеть. Итак, бар.

– Неизменный бар, – вздохнул Гендерсон.

– Бармен уже использован. Кто, – нибудь другой может помочь. Любой, кроме вас двоих.

– Нет…

– Подожди. Не насилуй себя. Подумай. Такие вещи нельзя вспомнить так просто. Подумай, только не напрягайся.

Молчание длилось четыре или пять минут.

– Хорошо. Девушка в кабине повернулась и посмотрела ей вслед, когда мы уходили. Годится?

– Годится. – Карандаш Ломбера начал двигаться по бумаге. – Именно такие факты мне и нужны. Ты можешь сказать мне еще что-нибудь об этой девушке?

– Нет, еще меньше, чем о женщине, с которой я был, Я помню только поворот головы.

– Продолжай.

– Такси. Это было использовано. Он вел себя на суде, как комик.

– Ресторан. Там была гардеробщица?

– В том-то все и дело. Я был один, когда вошел в зал и сел за стол. Призрак отправился пудриться. Когда она присоединилась ко мне, ее шляпка была с ней.

Карандаш Ломбера снова забегал по бумаге.

– В дамской комнате могла быть какая-нибудь служительница. Если ее не заметили рядом с тобой, то, может быть, видели без тебя. В ресторане головы поворачивались в ее сторону?

– Она присоединилась ко мне потом.

– Перейдем к театру.

– У входа стоял швейцар. Я помню его странные усы. Он с сомнением посмотрел на ее шляпку.

– Хорошо. Он годится. Что в театре?

– Мы немного опоздали и прошли на свои места в темноте. Лишь карманный фонарь освещал нам путь.

– Как насчет сцены?

– Ты имеешь в виду исполнителей? Боюсь, представление шло слишком быстро.

– Когда она вставала, это могли заметить и обратить внимание. Полиция опрашивала кого-нибудь?

– Нет.

– Так, это надо отметить. Мы не должны ничего пропустить. Понимаешь, ничего. Даже если в ту ночь рядом с тобой был слепой, я хочу… в чем дело?

– Стоп! – резко сказал Гендерсон.

– Что такое?

– Ты только что напомнил мне. Был такой слепец с кружкой. Когда мы уходили… – Он замолчал, увидев, что Ломбар что-то пишет. – Тебе это нужно? – недоверчиво спросил он. – Это же смешно!

– Ты так думаешь? – спокойно отозвался Ломбар. – Подожди, и увидишь. – Он продолжал писать.

– Это все, больше ничего не было.