Не было видно ни одной птицы. За окном, на железном шесте, вделанном в бетон, торчала лишь круглая кормушка для птиц. Остатки зерен на кормушке тихо доедала крыса. Я прицелился в нее незаряженным пистолетом. Она сбежала вниз по шесту и скрылась в темной яме.
– Боже мой, чем вы тут занимаетесь? – раздался голос Джин.
– Играю.
– Положите это, пожалуйста. Элизабет была бы очень недовольна тем, что вы взяли ее пистолеты.
Я положил оружие в футляр.
– Прекрасная пара.
– Мне так не кажется. Я терпеть не могу любое оружие.
Джин помолчала, но по ее глазам я видел, что она все еще переживает что-то. Она переоделась, но длинное черное платье так и не смогло испортить ее фигуру, несмотря на устаревший фасон. Она казалась мне похожей на молодую актрису, играющую роль пожилой женщины.
– Теперь все в порядке? – спросила она, словно после смерти мужа и пропажи сына не могла уже объективно оценить свою внешность.
– Это платье совсем не изменило вас.
Она приняла мой комплимент, как оскорбление. Усевшись на кожаный диван, она старательно прикрыла подолом колени.
Я закрыл футляр и положил его в ящик.
– Это пистолеты ее отца?
– Да.
– Она пользовалась ими?
– Вы имеете в виду, стреляла ли она птиц? Нет. Эти пистолеты – бережно хранимые семейные реликвии. В этом доме все в своем роде реликвия. Даже я чувствую себя реликвией.
– Это платье Элизабет?
– Да, ее.
– Вы собираетесь жить в этом доме?
– Может быть. Он соответствует моему настроению.
Джин замолчала, опустила голову и застыла в неподвижности, словно надетое на ней черное платье требовало молчания. Потом начала говорить:
– Раньше Элизабет часто стреляла по птицам, она и Стэнли научила этому. Но ему, должно быть, это не нравилось. Потом и она перестала этим заниматься. Она бросила стрельбу задолго до того, как я познакомилась с ней.
– А мой отец не бросил, – вдруг снова заговорила она. – По крайней мере до тех пор, пока мама не рассталась с ним. Отец любил стрелять во все, что движется, а мы с мамой должны были подбирать добычу, например, голубей. После того, как мать ушла от отца, я его больше никогда не видела.
Она перескочила от семьи Стэнли к своей собственной без какого-либо видимого повода. Удивившись этому, я спросил:
– Теперь вы думаете вернуться к своей семье?
– У меня нет семьи. Мама снова вышла замуж и теперь живет в Нью-Джерси. Последнее, что я слышала о своем отце – это то, что он ушел на рыболовном судне на Багамы.
Во всяком случае, мне больше не приходилось встречаться ни с кем из них. Да я и не хотела бы. Во всем, что случилось, они обязательно обвинят меня.
– Почему?
– Просто обвинят, вот и все. Потому что я сразу же после школы ушла от них и стала жить своей жизнью. Ни один из них не понял, почему я так поступила. Девушке надлежит делать только то, что ей говорят родители.
Она произнесла это дрожащим от обиды голосом.
– А кого бы вы обвинили во всем, что произошло?
– Себя, конечно. Но и Стэнли тоже виноват.
Она опять опустила глаза.
– Я знаю, что так говорить ужасно. Я могу простить ему эту девушку и все его глупые розыски отца. Но зачем, зачем он сделал это? Зачем взял с собой Ронни?
– Он хотел получить деньги у матери, а Ронни способствовал бы этому.
– Откуда вы это знаете?
– Так мне сказала Элизабет.
– Да, это на нее похоже. Она бесчувственная женщина.
Затем Джин добавила, словно извиняясь перед стенами дома:
– Мне не следовало так говорить. Она очень много страдала. И мы со Стэнли доставили ей мало радостей. Мы много брали и почти ничего не отдавали.
– Что же вы брали?
– Деньги, – ответила она, явно сердясь на себя.
– У Элизабет много денег?
– Конечно, она состоятельная женщина. Она, должно быть, очень хорошо заработала при застройке каньона, да и у нее до сих пор еще есть несколько сотен акров земли.
– Но они приносят мало дохода, если не считать нескольких акров авокадо. А потом, видимо, у нее много неоплаченных счетов.
– Это потому, что она богата. Богачи никогда не платят вовремя по счетам. Мой отец имел лишь маленькую спортивную лодочку, а те, кому он угрожал, что передаст дело в суд, были богатыми людьми. Элизабет имеет несколько тысяч в год от владений своего деда.
– Сколько тысяч в год?
– Ну, этого я не знаю. Она очень скрытна в отношении денег, но они у нее есть.
– Кому они достанутся, если она умрет?
– Не надо так говорить! – воскликнула вдруг Джин в суеверном испуге. Затем добавила более спокойно: – Доктор Джером сказал, что с ней все будет в порядке. Ее приступ – лишь результат нервного потрясения.
– С ней можно сейчас разговаривать?
– Конечно, Но на вашем месте я бы не стала делать этого сегодня.
– Я попрошу разрешения у доктора Джерома, – сказал я. – Но вы так и не ответили на мой вопрос. Кто получит деньги после ее смерти?
– Ронни, – ответила она хриплым голосом, и ее тело стала бить дрожь, которую она не могла унять. – Вы беспокоитесь о том, кто вам заплатит? Поэтому вы и бродите здесь вокруг; да около, а не занимаетесь поисками мальчика?