Женщина с большой буквы «Ж»

Но самой трагичной фигурой в залах Средневековья был не Иисус и не Святая Лючия. Это был Пол. Он ходил за мной печальным хвостиком. Сидел на лавочках, крутил в руках смятые газеты…

Он оживился только тогда, когда я стащила с ног тапки и заявила, что дальше я пойду в носках.

— А может, домой?

— Я еще Мону Лизу не видела.

— Да на фига она тебе сдалась?! У нее грудь — как надувной матрас!

— Зато о ней писал Дэн Браун!

В этот момент ко мне подошел юноша в форме.

— Почему мадам в носках? — спросил он.

Я оглядела свой наряд: синяя майка, белая юбка и оранжевые махровые носки.

— У меня мозоли.

Но юноша такого слова по-английски не знал.

— Покажите обувь!

Охранники в музеях не любят странных посетителей: от нас, от психов, всего можно ожидать. Мы и картину искромсаем, и сопрем то, что плохо приколочено.

Заглянув в тапки, юноша нехотя вернул мое имущество.

— В носках нельзя.

— Послушайте, я не могу БЕЗ носков! Тут паркет 17-го века. Вдруг ко мне грибок пристанет?

— Наденьте обувь!

Я кое-как нацепила тапки и, хромая, побежала в другой зал, чтобы там снова разуться. Но изверг-охранник и не думал отставать.

— Наденьте обувь! Я буду следить за вами!

Я оглянулась, разыскивая Пола, и тут увидела его, катящего инвалидное кресло.

— Мне на входе дали, — сказал он и накинулся на охранника: — Что ты к ней пристал? Не видишь, человек болеет? Ей Мону Лизу приспичело посмотреть! Садись, горе луковое!

Я уселась на сидение и с триумфом покатила навстречу мечте.

Народу перед Моной Лизой было, как на вокзале.

— Пропустите инвалида! — кричал Пол и вел мою каталку на таран.

Там, у заградительного барьера я разгадала тайну Джоконды. Тускло-желтый цвет лица, бледные губы и отечность век — верный признак анемии. Бедная тетенька наверняка не любила фрукты и в результате заработала себе скудные менструации и всемирную славу.

Я бы в своем доме ее не повесила. Разве что в медицинский шкафчик.

ЖИЗНЬ ОДНОКЛЕТЧАТЫХ

25 августа 2006 г.

Мы сидели в аэропорту уже шестой час, а наш рейс все откладывали и откладывали.

Я подумала, что Пол все-таки любит меня. Странною любовью — любовью издалека. Он признался, что не подпускает меня близко, потому что я женщина — атомная война.

Там, где я появлюсь, остается разруха. Кегельбан не смог выдержать груза моих надежд: я запугала его так, что он вообще завязал с бабами. Лука хотел, но не знал, чем меня удержать. Он был как мальчик, пытающийся подарить мне самое дорогое — игрушечный пистолет. А я посмотрела на него и сунула обратно: «Не надо».

— Макс отделался легче, — сказал Пол, ухмыляясь. — Ты оказалась всего лишь неудачным проектом. Но именно неудачные инвестиции — самое большое несчастье для таких людей.

Поначалу я пришла в ужас: откуда он все знает?

— У меня досье на тебя, — заявил Пол серьезно, а потом не выдержал и фыркнул: — Ты сама мне разболтала по пьянке. Разве не помнишь?

Я не помню! Не было такого! Впрочем, он расспрашивал обо мне Мелисску; не исключено, что и Кевин что-нибудь ляпнул.

— Зэк тоже пострадал от твоей «радиации», — сказал Пол. — Теперь до конца дней будет пристукнутым на голову. У тебя есть дар оправляться от неудач, у него нет. Ты регенерируешь как амеба: от тебя отрежут кусочек — ты тут же новый вырастишь. А твой муж — существо более высокого порядка, ему амебские технологии не подходят.

Я вспомнила, как на следующий день после ссоры мне уже хотелось мириться с Зэком. Моя рана тут же затянулась, а его — нет, и он не захотел ковыряться в ней.

— А ты сам не боишься моей «радиации»? — спросила я. — Ты взял отпуск, приехал за мной…

Я никогда раньше не говорила, что «замечаю» ухаживания Пола. Официально он был другом семьи — бесполым и ни на что не претендующим.

— У меня был процесс в Верховном Апелляционном Суде Парижа. Я позвонил тебе и узнал, что и ты здесь. Так почему нам было не встретиться?

— Не передергивай! Я же вижу, что ты не просто так за мной увиваешься!

— Просто так, дорогая. Просто так.

Я не знаю, как реагировать на него.

ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ СОЧУВСТВУЕТ

30 августа 2006 г.

— Бззз! — ерзает на столе мобильник. Я гляжу на экран в тайной надежде, что это Зэк. — Бзз! Бзз! Бзз!

— Аллё…

— Ты что, с Зэком поссорилась? — Голос у Кевина участливый и даже немного скорбящий.

Были времена, когда я сутками мечтала о том, чтобы Кевин набрал мой номер. Но он не звонил — из лучших побуждений, разумеется. Ведь если позвонить, то тогда расстроится жена, дочка и продюссер. А сейчас звонить можно, сейчас это — правильно. Ведь если мы с Зэком поссоримся, то он лишится грин-карты, а я — статуса «условно-счастлива в браке».

Кевин всегда искренне беспокоится за ближних. За это я его ненавижу.

— Так вы поругались?

— Мы?!

— Мне сказали, что Зэк вернулся к сестре.

— Так он просто высыпаться к ней ездит, — вдохновенно вру я. — От нас через дорогу живет тинейджер, который решил сколотить рок-группу. Он очень прилежный мальчик и все время репетирует. Его шестилетняя сестра подпевает. Брательник орет, девчонка ревет. С родительницей разговаривать бесполезно — она по призванию мама, а по профессии — начальник тюрьмы. А Зэку отдыхать надо.