Женщина с диванчиком

Он швырнул бутылку, метя в Ораса. Тот успел отшатнуться. Бутылка ударилась о стену и разбилась. Ораса охватила ярость, а вместе с яростью незнакомая прежде животная злоба. Он поднял ножку от стула и изо всей силы ударил по ближайшей наглой раззявленной роже. Лицо окрасилось кровью. Еще удар… Орас бил изо всей силы. Его крутило и тянуло в разные стороны — не руки и кулаки, а хаотичная энергия вихря силилась разъять на части концентрированный сгусток его энергии. Сам он не чувствовал ударов, но крушил яростно и с наслаждением. Он хотел убить, загрызть, затоптать. И вдруг понял, что в самом деле топчет чье-то неподвижное скрюченное тело.

— Андрей, остановись!

Он увидел совсем рядом шутовское лицо Кентиса. Орас не сразу понял, что Кентис одет точно так же, как и вся эта кодла, громящая его любимое кафе: белая куртка с металловставками и синий шарф вокруг головы.

— Это ты их привел, гад! — он отшвырнул Кентиса, и тут же кто-то у дверей крикнул:

— Снято!

Только теперь он обратил внимание, что уже несколько минут кто-то азартно щелкает фотоаппаратом, снимая всё происходящее.

Очередная ловушка?.. Он на секунду замешкался, и сильный удар в лицо сбил его с ног. Но слепая ярость заставила тут же подняться и ответить ударом в лицо. Юнец грохнулся на стол и, извиваясь, сполз на пол. Орас изо всей силы пнул ногой лежащее тело. Снимают? Ну что ж, пусть снимают! Потом он увидел Семилетова. Тот шел к нему от дверей, по своему обыкновению ссутулившись, поворачиваясь то вправо, то влево. Создавалось впечатление, что он отвешивает вежливые поклоны, извиняясь за свое вторжение. Но после каждого такого поклона кто-нибудь из погромщиков валился на пол и не скоро поднимался. Сергей напоминал ледокол, дробящий корку льда на реке: за ним в беснующейся толпе оставалась полоса спокойствия, как полоса чистой воды. Упавшие вполне могли сойти за расколотые льдины. Несмотря на всю энергию, смерчом кружащую по залу, на Андрея пахнуло ледяным холодом.

Через минуту Сергей оказался рядом с Орасом.

— Тебе надо уйти. Немедленно, — в голосе его прозвучала не свойственная ему прежде твердость.

— Так легко я не сдаюсь…

Орас пнул ногой в живот подлетевшего к ним очередного молодца. Ему казалось, что он не вложил силы в удар, но парень буквально сложился пополам и рухнул ему под ноги. Андрей и сам не понял, что произошло.

— У тебя из носа кровь хлещет. Ты что, не чувствуешь? — спросил Семилетов и, не оборачиваясь, перехватил метившую в него руку погромщика и выломал с хрустом, будто разделывал куренка.

Орас только теперь заметил, что его рубашка и пиджак залиты красным. Он поднес руку к лицу, и ладонь тут же сделалась мокрой. Самое странное, что он не чувствовал боли, и оттого кровь казалась вовсе не кровью, а разлитым вином…

Наконец где-то далеко взвыли сирены припозднившихся охранников порядка. Не сговариваясь, вся толпа в белых куртках кинулась врассыпную. Второпях они лезли не только в двери, но и выпрыгивали в разбитые окна. Один, неуклюжий, наскочил со всего маха на осколок стекла, застрявшего в раме. Из распоротого живота кольцами вывалились серые внутренности. Прежде, чем упасть, несчастный пробежал несколько шагов, волоча за собой перекрученные жгуты кишок. Энергопатия умирающего горячей волной хлынула в душу Ораса. Никогда прежде, поглощая, Андрей не испытывал такого отвращения — отвращения к самому себе. И, как несколько часов назад в доме Катерины, поперхнувшись чужой болью, он потерял сознание. Но даже там, в темноте, где, казалось, должны исчезнуть все чувства, чужая боль продолжала захлестывать его, вызывая лишь отвращение и ярость.

15

Я спустилась в кафе перед самым приездом милиции. Как потом выяснилось — весь погром занял едва ли пятнадцать минут. Но всё же я успела поучаствовать в драке: какой-то белокурточник заехал мне кулаком в лицо, ну а я, не растерявшись, огрела другого парня стулом по голове. Как потом оказалось, это был репортер «Солянки», примчавшийся в кафе в поисках «жареного», и — что самое удивительное — еще до появления погромщиков.

Когда толпа разбежалась, открылся весь причиненный белокурточниками ущерб: казалось, смерч промчался по роскошному кафе Ораса. Сам Андрей лежал без сознания на полу. Лицо его и грудь были залиты кровью. Сердце мое залшось в каком-то безумном ритме.

— Что с ним? — спросила я у сидевшего рядом с ним на корточках Семилетова.

— Надеюсь, ничего страшного. Никаких повреждений я не нахожу. Странно, что он потерял сознание.

Может, физически он и не пострадал. А вот что было у него в душе… Едва прикоснувшись, я тут же внутренне отшатнулась. Так при виде чего-то мерзкого тут же отводишь взгляд.

— Он обожрался… — пробормотала я и поспешно выпрямилась. — С князьями это случается.