Даниэль обернулся, бросил на меня быстрый восхищенный взгляд — сам он рвался вперед так отчаянно, что не подумал ни о лошадях, ни о том, что мы будем делать, если застрянем за барьером.
Воздух вокруг самого дома стал плотным, почти осязаемым, и шел рябью.
Это была уже моя защита. Она работала как надо, сдерживая то, что рано или поздно должно было прорваться, — уже начинало просачиваться, — через барьер.
Спрыгнув на землю, Даниэль бросил свою повязку на землю и побежал к забору — ехать до главных ворот он не видел смысла, знал, что там будет сложнее. Быстрее и безопаснее было попасть в собственный сад с торца, как вор. Если повезет, подобраться к Рошену сзади.
Я бросила поводья, предоставив лошадей самим себе — пока стоял барьер Руперта, им ничего не грозило, а допускать его падения я не собиралась. В конце концов, в случае острой необходимости, можно будет усилить заклинание моей кровью, охватить дополнительную территорию…
— Лагард!
Запрыгнуть на высокую каменную кладку так же ловко, как это сделал он, я просто не могла — как минимум, потому что никогда не лазила по заборам в платье, — и Даниэль развернулся, словно только теперь вспомнил обо мне.
Он очевидно сомневался, что будет безопаснее, — оставить меня с лошадьми или взять с собой, — и забирая у него время на раздумья, я все же ухватилась за ветку ближайшего дерева. Если упаду добавлю ему проблем. Если справлюсь… В конце концов, это был всего лишь забор.
— Дани!.. — он почти прошипел это мне на ухо, подхватывая и затаскивая наверх. — Да что же ты делаешь…
— Один ты туда не пойдешь, — я посмотрела на него и почти не узнала.
Даниэль был так зол, как я не могла бы ожидать от него в принципе, и именно сейчас мне приходилось признать: я ошибалась. Он не испытывал ненависти к Рошену. До определенной степени он даже его жалел. Это было сочувствие особого порядка — то, на которое способен лишь человек, знающий, что при иных обстоятельствах мог бы сам оказаться на этом месте.
Однако оно ничего не меняло. Он уже принял решение, и обжалованию оно не подлежало.
Рошена, — или любого другого в схожем положении, — можно было уговаривать, держать всю жизнь на привязи или просто привести в состояние, в котором он уже не сможет никому, включая самого себя, навредить. Любой из этих вариантов являлся худшей альтернативой смерти, а Даниэль был милосерден.
Мы оба знали, что отпускать этого человека нельзя, но сделать это он должен был сам.
— Держись за мной.
Он сказал это, потому что должен был сказать, а я кивнула лишь для того, чтобы ему было спокойнее.
Для него это ощущение, — присутствие за спиной кого-то, готового идти с ним до конца, — тоже было новым. Я хотела насладиться этой общностью, пока было можно. Прямо сейчас между нами не существовало ничего, способного разрушить это, и, зная, что оно непременно появится, я сжала руку Лагарда быстро и крепко.
Кровь начинала разгоняться — тело реагировало на бушующие вокруг невидимые вихри, и моя собственная сила откликалась на них приглушенным эхом.
Я слишком хорошо помнила, что произошло в порту. Что-то, чему я не могла подобрать названия, что-то, до вчерашнего дня спавшее во мне так глубоко, что я сама о его существовании не подозревала, требовало выхода, рвалось на свободу.
Мысленно приказав ему заткнуться, я спрыгнула в заботливо подставленные руки Даниэля, и мы вместе бросились к дому.
Нужно было только перебежать лужайку, но по мере приближения, дышать становилось тяжелее.
Защита, которую я поставила на дом, продолжала работать, но я впервые видела, чтобы это было так. В ней как будто пытались пробить брешь, нанося удар за ударом в одну точку. Много ударов.
Дверь распахнулась, едва мы приблизились к лестнице.
Даниэль пропустил меня вперед, и Руперт тут же захлопнул ее за нами.
— С возвращением, господа.
Он был непривычно небрежен в одной рубашке без сюртука и даже жилета, зато замершая на нижней ступеньке Агата была полностью одета.
— Вы в порядке? Я боялась, что вы не пройдете.
— Зачем ты встала? — я шагнула к ней, положила руку на лоб.
Ее переломы еще не срослись, а синяки не сошли до конца, и в целом она чувствовала себя чудовищно слабой, но ни ее жизни, ни жизни ее ребенка уже ничто не угрожало.
— Я…
Даже в полутьме холла я видела, как к ее бледным щекам прилила краска.
— Ты боялась, что я ненароком угроблю Даниэля, я поняла. Даже не рассчитывай. Он намерен опекать тебя до тех пор, пока ты не придешь от этого в бешенство, и даже после.
Это был несвоевременный, глупый разговор, способный стать скорее помехой, и я развернулась к мужчинам, сочтя, что просить Агату вернуться в комнату будет лишним. Она все равно не уйдет, а время и силы я потрачу на уговоры понапрасну.
— Как давно это продолжается?
— Со вчерашнего дня, — Руперт смотрел на меня с азартным и злым весельем.
Сейчас он казался моложе и сильнее, хотя должно было быть наоборот. На то, чтобы поддерживать барьер, ему должно было потребоваться много сил, но выглядел он так, словно наоборот подпитывался от происходящего.
Темная сторона Луны, оборотная сторона силы.