Раз я осознала, что в отношении меня совершается агрессия, сразу задумываюсь: а зачем? И понимаю, что человек отрабатывает что-то свое. Где-то ему неуютно. Что-то нужно доказать.
Вместо того, чтобы завестись и гавкнуть в ответ, я просто отмечаю про себя: нападают.
Он там со своими демонами, я со своими. Не моя работа его демонов уламывать, и не на мне ему тренироваться, чай, не груша.
Почему они проверяют границы?
Есть распространенное словосочетание «проверять границы». Оно настолько вошло в оборот, что мы не особо задумываемся, кто и какие границы проверяет, а главное – для чего. «Он просто проверяет границы» – настолько избитое оправдание, что эти границы нужно провести чертой пожирнее, «чтоб неповадно было!». Какие, да и нужно ли, – никто не спрашивает.
Ребенок начинает проверять границы не во время кризиса трех лет. И даже не в период «ужасных двухлеток». А с самого первого дня. Что тут говорить – мы сами до сих пор проверяем границы: «А ну как на этот раз это ОН?»; «А не взяться ли мне за марафонский бег в 37 лет?»; «А смогу ли я?»; «А прогнется ли этот мир под нас?» Это хорошие границы, их стоит проверять и ломать. Это границы наших страхов, неумений, границы шаблонов и глупостей, комплексов и предубеждений, наших возможностей и воли. И мы поддерживаем ребенка в его первых неумелых попытках лепетать, дотянуться рукой до края кровати и встать в ней, впервые встать, – можно ли представить, как он может это ощущать, вдруг почувствовать слабую надежду на крепость этих неуверенных, ватных, неустойчивых младенческих ножек? Он только что сломал границу горизонтальности, и мы плакали от невыносимой нежности, гордости и умиления, и поддерживали его за руки, и говорили: «Малыш, ты сможешь!» И он ломал границу зависимости от нас, впервые отобрав ложку, и размазывая кашу по щекам, и упрямым «Я сам!» стаскивая неуклюже с себя такие сложные, прилипчивые, не-ухватишь-никак трусы, стараясь, вырастая, взрослея, и мы гордились и говорили на разлитый суп: «Ничего, это ерунда, мы это сейчас вытрем – но ты же сам, сам ешь!» И не показывали, как перемываем за него полы, – мы хотели, чтобы он шел вперед, мы поддерживали незаметно, чтобы не сломать эту хрупкую фарфоровую первую гордость, чтобы никогда, никогда он не почувствовал себя маленьким, неловким, глупым, ущербным. Чтобы он знал: он сильный мальчик и со всем справится.
Нет для ребенка сильнее послания, чем «Ты мой сильный маленький мальчик, у тебя получится, я с тобой».
В этом две могучие силы, то, без чего так трудно жить на свете, и если вам захотелось плакать сейчас, как мне, то вы поймете, что сильнее не будет ни поучений, ни нотаций, ни развивалок, ни слов – нет ничего сильнее и важнее для ребенка, чем ваша вера в его силы и ваша любовь и защита. Они бесконечно кормят и всю жизнь будут кормить две его движущие силы – потребность покорять мир и потребность быть принятым и любимым.
А потом вдруг вместо умилительного освоения того, как самостоятельно есть или сидеть на горшке, ему исполняется три года, и он точно так же осваивает принятие самостоятельных решений. Он научился управлять трехколесным велосипедом, и он учится управлять людьми.
«Нет, я буду делать, как я хочу!» – говорит он в лицо. Или делает в лицо.
И нас накрывает. Накрывают все наши детские запреты и страхи: ах, если мы ему сейчас не покажем, кто в доме хозяин, то он сядет на шею.
Может быть, дело не в хозяине? Может быть, хозяин это не тот, кто, пользуясь силой и опытом, задавит и заставит сделать по-своему? А все же тот, кто сильнее, мудрее, щедрее, у кого хватит банальной взрослости разглядеть разницу между силой и направлением и не давить силу, а продолжать указывать направление?
Когда он осваивал конфорки на плите, мы не орали и не запирали его в комнате, мы давали ему покрутить что-то другое и объясняли почему, объясняли с уважением и доверием к его способности понять. И он понимал.
Может быть, вместо: «Ах так, тогда… (не получишь сладкого, лишишься мультиков, не пойдешь на праздник, будешь сидеть в своей комнате, пока не подумаешь)» – мы сможем в очередной раз остановиться и понять, что он просто взрослеет и покоряет мир. И нас в том числе. И должен покорить рано или поздно, и мы есть для того, чтобы уберечь его от газовых конфорок и футбольного мяча на дороге, а не для того, чтобы запретить попытки готовить или играть в футбол. Чтобы задать направление, а не убить силу, это потрясающую врожденную силу исследовать, пробовать на прочность, взрослеть и расти.