Женщина с мужчиной и снова с женщиной

Тут я, конечно, толкнул Илюху локтем в бок и прошептал, чтобы не нарушать замеревшую благоговейность в зале:

– Б.Б., – прошептал я, – похоже, это про тебя так. Образ схвачен цепко.

– Ты думаешь? – пожал плечами Илюха, который как к цельному Инфанту, так и к Инфантову творчеству не мог относиться с обидой.

– Больше не про кого, – попытался ответить я, но тут на меня зашикали и зацыкали из соседних рядов. Мол, не нарушайте, гражданин, тишину, поэзию слушать мешаете.

Дальше Инфанта с его поэзией вообще понесло вразнос. Рифма

«Илюха – спелое брюхо»

не проскочила не замеченной ни для нас, ни даже для Аллы Леонардовны, которая посмотрела на моего товарища с нескрываемым восторгом.

– Он его увековечил, – горячо шепнула она мне непосредственно в ухо.

Следующая запавшая в меня рифма была совсем конкретна:

Белобородов,

Обуза российских народов,

Результат преждевременных родов, —

продекламировал Инфант с горящими от творчества глазами. А может, еще от чего горящими, может, его, например, не кормили долго.

Я посмотрел на Илюху – не обиделся ли он за жесткий переход на личности. Но он не обиделся.

– Ну и что, – снова пожал он плечами. – Да, я родился семимесячным. Я и не скрываю. Подумаешь, зато у меня родовых травм головы не было, как у некоторых. – Он кивнул на разчитавшегося автора. – Да и вообще, мы, семимесячные, стойкие ребята, привыкшие цепляться за жизнь.

– Не волнуйся, – пообещал я ему. – Мы тебя и таким ценим. Недоношенный, переношенный – какая разница? Главное, чтоб человек душевно выношен был в полный срок. Вот как ты, Б.Б. Хотя с другой стороны, все про тебя теперь немного понятнее стало. Видимо, ты эти два недобранных месяца по-прежнему у жизни пытаешься силой отобрать.

Илюха посмотрел на меня, задумался над моей догадкой и вновь пожал плечами.

Стихотворение тем временем катило напролом. И вот рифму к аббревиатуре «Б.Б.» я вообще здесь приводить не буду, не для таких рифм мое повествование.

А когда про «Ехали медведи» закончилось, то сразу перевалило в следующую фазу, которая начиналась тоже аллегорично:

А за ними жабы,

Мне таких бы кабы…

– Это, похоже, теперь уже про тебя, – повел я другим локтем, упираясь уже в Жекин приятный бочок.

– Она там дальше, наверное, царевной становится, эта лягушка, – предположила оптимистичная Жека, но ошиблась.

Царевной никто в Инфантовой поэзии становиться не собирался. Наоборот, рифмы все уплотнялись и уплотнялись. Например:

«Хвостик – агностик»,

или, что еще круче:

«Хвостики – агностики».