Женщина с мужчиной и снова с женщиной

— А валерьянку ты ему посоветовал попить? Прямо из бутылочки, не разбавляя, концентрат.

— Нет, не успел, он слишком быстро оборвал разговор, — посетовал я.

— Вот здесь между нами различие, я-то как раз успел. А все остальное совпадает. Ну и как, какой диагноз? — начал консилиум Илюха.

— Знаешь, Б.Б., может, нам не следует все отметать так сгоряча, — предположил я вслух. — Может, ведь кто его знает, там и есть какой-нибудь такой неожиданный круток. Ну, который меняет все и который особенно редкий в исполнении.

Я задумался, ища сравнение. И нашел его:

— Вон в фигурном катании сколько прыжков и подкруток наработано. А что фигурное катание по сравнению с жизнью? Ни по длительности существования, ни по количеству участников ему с ней не сравняться.

— Нет никакого крутка, — уверенно не согласился Илюха. — Ни тройного тулупа, ни тем более ридберга. Кораблик, может, и есть, ласточка, наверняка подскоки случаются, хотя и редко, поддержки всякие… Но не волнуйся, ничего ты в жизни не пропустил — все крутки столетиями опробованы, и ничего нового изобретено быть не может.

Тут я облегченно вздохнул. Хорошо все же понимать, что твоя жизнь не впустую прожита.

— А про фигурное катание я тебе так скажу, — продолжал Илюха. — Им ведь профессионалы занимаются. Программы разрабатывают, музыку выбирают, хореографию, да потом и отрабатывают каждое движение на тренировках годами. И только с одним, заметь, партнером. А это, согласись, в жизни совершенно невозможно. Потому что жизнь у нас у всех абсолютно любительская, и никто для нее хореографа нанимать не будет. Да и хореографов на всех не напасешься.

— Может, Маня как раз из профессионалов? Может, ее тренировали и оттачивали долго?

— Ты не понял, — снова возразил Б. Бородов. — Жизнь — она не зрелище, не перед зрителями ведь выступаем. В ней нет профессионалов. Вернее, наоборот — мы все в ней профессионалы, раз худо-бедно, но продолжаем в ней участвовать. К тому же ридбергер без фигурных коньков и не исполнишь.

— Может, Маня в коньках была? И на Инфанте, может, тоже зашнуровала. Ты посмотри, в каком он трансе оказался. Может, как раз из-за коньков?

— Да зачем ей коньки, у Инфанта ведь в комнате пол не залит? То есть залить-то он, конечно, мог, когда мы ушли, но вот только подмерзнуть бы не успело.

— А чего он тогда такой возбужденный оказался? — снова не понял я.

— Что с Инфанта возьмешь? — разумно заметил Илюха. — Знаешь, если очень оголодавший человек вдруг на еду безостановочно навалится, у него вполне завороток кишок может случиться. Вот и у Инфанта завороток случился, только не кишок. Ты чего — не видел, он, как одинокий слон, весь слезами обливался последнее время. Ты про слезы одиноких слонов знаешь?

— Знаю, — признался я. — Сам тебе о них рассказывал.

— Возможно, — не стал спорить БелоБородов.

— Слушай, так ты думаешь, надолго у него этот приступ? Когда он оклемается?

— Да оклемается. Недельку понакручиваются они так друг на друга, а потом все вернется на круги своя. Стариканыч, мы-то знаем: натуру можно лишь на время обмануть, а потом она все равно своего затребует. И одолеет.

— Ты уверен? А то неохота Инфанта терять. Люблю я его, да и как без Инфанта, кто чудить-то будет?

— Да не волнуйся ты, куда он денется, Инфант этот? — философски пообещал Илюха и легко успокоил меня.

Так как я все еще хотел спать. Хотя и повыбивали меня телефонные звонки из утреннего теплого удовольствия.

Глава 9 За 49 страниц до кульминации

Впрочем, и на Илюху бывает проруха. Прошел день-два, потом снова наступили выходные, а Инфант все не приходил в себя. Потом пошла вторая неделя, за ней третья, а эти двое, Маня с Инфантом, на какой-то Ямской-Тверской, видимо, все так же продолжали накручиваться, и им, похоже, не надоедало. Хотя пора было уже и надоесть.

Инфант, правда, пару раз объявлялся, то в моем телефоне, то в Илюхином. Мне он звонил, как правило, издевательски по утрам. А Илюхе как раз наоборот, когда тот заседал на каких-то ответственных заседаниях с такими же ответственными, как и сам Илюха, командармами российской экономики.

И в тот момент, когда, либо я спросонья, либо Илюха сдуру, отвечали на звонок, тут же раздавался ехидный Инфантов голос:

— Ну что, пигмейчик, все так же ворошишь листву? Мусоришь под себя? Так ничего и не понял про жизнь? Пигмеешь помаленьку в кругу своих пигмеечек.

— Да, господин министр. Конечно, буду. Конечно, перезвоню, — не нарушая конспирации перед лицом ответственных коллег, проговаривал доктор Белобородов и вешал трубку. Но так никогда и не перезванивал.

А вот я прощал Инфанту его злорадство, потому что я не гордый, а наоборот, жадный до новых знаний. И для меня куда как важнее личного тщеславия — желание понять близкого мне человека. Может, с ним что-то важное происходит? Может, он какие-то новые механизмы освоил? Может, подключит меня к механизмам? Или хотя бы оповестит?

— Инфантик, резьба не сломалась? — задавал я снова и снова крайне любознательный вопрос.

А потом многие другие: