После коротких переговоров удивительно вежливый полицейский регулярной полиции, которую теперь часто против её воли сваливают в одну кучу с гестапо, провёл его на первый этаж. Там Бэрхем находился один в пустой комнате.
Их оставили наедине, но Вальтер делал ему нервные знаки ничего не говорить; сам же громко сказал, что они могут говорить совершенно открыто, – всё это из-за спрятанных микрофонов. Павел попытался узнать, что он действительно мог бы для него сделать, но Бэрхем был слишком скован, чтобы выразиться яснее.
Во всяком случае он сказал, что особенно жутко ему во время воздушных налетов, так как заключённых запирают в их комнатах и не разрешают спускаться в бомбоубежище.
Приход Павла его необычайно тронул, так что визит не был напрасен. Бэрхем стал одним из тех, которые были спасены лишь благодаря окончанию войны.
В отчаянной попытке помочь спастись бегством офицерам, подозреваемым в покушении 20 июля и заключённым в тюрьму, Урсула фон Н. доставила к крепости Кюстрин два мешка с продовольствием и гражданской одеждой. Она узнала, что один из охраняющих офицеров порядочный человек. Ей была описана его наружность. Урсула оставила мешки в гостинице и спряталась неподалеку от главного входа в тюрьму, пока не увидела, что этот офицер появился на службе. Она подошла к нему и рассказала, что помолвлена с одним из заключенных, и теперь очень хотела бы в последний раз увидеть его. Офицер ответил, что сам он предпочитает не иметь с этим ничего общего, но указал на солдата, который по счастливой случайности в эту же ночь нёс вахту у соседнего входа; его можно было бы убедить пропустить её.
Она подождала до ночи и нашла этого солдата, которого на самом деле можно было «убедить», сделав ему щедрый подарок в виде кофе и папирос. Он даже помог ей принести мешки.
Её друг не верил своим глазам, когда увидел её в крепости. После того как они обменялись новостями, другие заключённые попросили ее, не разрешит ли она им «посмотреть на неё», так как они уже много месяцев не видели ни одной женщины, тем более такой красивой. Она села на стул у открытой двери камеры, и все заключённые, проходя по коридору, задерживались немного перед ней, чтобы улыбнуться ей и поклониться.
Это положение казалось ей довольно глупым, но ей было приятно доставить им хоть немного радости. Она осталась в крепости, пока через три ночи не пришёл на дежурство тот же солдат и тайно не вывел её.
По каким-то причинам приговор большинству офицеров откладывался, и благодаря гражданской одежде, которую она принесла, им удалось спастись, когда война шла к концу.
Политическая цель заговорщиков состояла в стремлении к демократии, которая основывалась на христианстве. Непосредственным же побуждением было оказать сопротивление наци, их отрицанию человеческого достоинства и человеческих прав.
Многие из вновь назначенных высших генералов обязаны были своей карьерой Гитлеру и поэтому поворачивали свои знамёна туда, куда подует благоприятный для них ветер. Поэтому непосредственный центр заговора находился в традиционных полках, особенно в моторизованной кавалерии, чьё сопротивление режиму основывалось на христианской этике и чувстве дворянской чести. Но чем дальше продолжались аресты, тем яснее становилось, что заговор охватывал немцев всех слоёв и политических взглядов, среди них также некоторых отколовшихся членов партии. Тем не менее только военные имели доступ к Гитлеру и поэтому были в состоянии организовать государственный переворот, хотя страсть к организации и порядку и к строгому следованию деталям обрекли его на неудачу, тогда как импровизация могла бы, возможно, всё спасти.
Во времена морального кризиса приходит час, когда не остаётся ничего другого, как чётко определиться, с кем ты, без страха за последствия. После 20 июля можно было наблюдать, как под давлением преступного господства наци все неясности в этических вопросах отступили и наступила крайняя поляризация. Те, кто ещё питали последнюю надежду на договоренность с союзниками, видели, как она исчезает, и предпочитали умереть, чем дальше жить с ложью. Во время заседания суда нацистский президент народного суда Фрейслер заорал на графа Шверина: «Как вы могли поднять руку на фюрера?!». На что несчастный молодой человек нашёл ещё силы ответить: «Одни лишь эти бесчисленные убийства являются причиной тому…». После чего его заставили замолчать.
Между безумными и беспринципными нацистскими вождями и теми, кто любой ценой был готов оказывать им сопротивление, стояла большая аморфная масса, неспособная решиться на что-либо, одурманенная Гитлером и ведомая им к «тысячелетию рейха». Ей не было свойственно чувство личной ответственности, она не делала усилий подумать и из своих размышлений сделать выводы. К тому времени был достигнут час того наивысшего напряжения, когда от народа можно было требовать всё и вся; но его главным делом оставалось защитить своё земное существование – выжить вопреки всему, верить, что все жертвы и несчастья были ненапрасны.