Женщина с той стороны

Даже говоря и оглядываясь, он бежал гораздо быстрее меня. Тащил меня за руку, я почти падала, не в силах придерживаться такой же скорости. Стрелы свистели и исчезали в снегу, словно не было их. В боку кололо, катастрофически не хватало воздуха. Нога провалилась в снег, и я всё-таки упала, пропахав борозду в девственном белоснежном покрове. Вытирая лицо от снега, я пыталась понять, в какую сторону бежать теперь, жалея каждой секунды, ведь я могла бы оставить позади еще несколько метров, а вместо этого стою на четвереньках и отряхиваюсь, как мокрая собака. Впереди передо мной было что-то неправильное, слишком яркое для этого мира серого камня и белого снега. Я вытянула руку и коснулась алого пятна. Кровь. Я оглядываю себя, нет, я цела, значит Назар, где он?!

— Назар! — зову я, боясь самого страшного.

Он встаёт из-за снежной дюны и тянет мне руку, он тоже цел и здоров, я вижу, откуда же тогда кровь? Мы несемся вперёд, а позади нас на снегу алые капли. Мы вновь падаем, но первым спотыкается Назар. Я, не обращая внимания на его протесты, ощупываю руками его тело и под полой куртки вижу обломанное древко стрелы. В бедре, в том самом, которое я залечила так недавно. Кровь течёт, но её немного, я надеюсь, что артерия не перебита, отвязываю веревку, которая служила ремнем, не позволяя комбинезону болтаться, и накладываю жгут. Грубо, торопливо, надеясь на то, что время у нас ещё есть.

— Хватит, — обрывает он меня. — Не сейчас. Вставай, побежали.

Я барахтаюсь в снегу, пытаясь встать, и оборачиваюсь назад. Они, те, кто в нас стреляет, стоят по ту сторону расщелины, едва заметные в белом. Тёмные пятна лиц, рук, бород. Три лучника и Карагач. Луки поднимаются, натягиваются тетивы и к нам летят стрелы. Но не долетают, падают в снег в нескольких метрах. Я нервно смеюсь и не могу остановиться. Встаю, бегу, а все смеюсь. Воздух заканчивается, грудь ходит ходуном, я втягиваю в себя воздух, но не чувствую, не могу насытиться им. Останавливаюсь и сгибаюсь, пытаясь отдышаться. И вновь смотрю на них. На стрелы с ярким оперением, что вновь летят.

— Не достанешь, урод вонючий! — истерично кричу я.

Все словно в замедленной съёмке, я так чётко вижу, но удивляться этому недосуг, надо бежать, но я смотрю на эти стрелы словно завороженная. Они не могут долететь, слишком далеко. Карагач, а это он, самый низенький в компании, вскидывает руку. И происходит невозможное. Стрелы, которые уже снижались, готовые стыдливо уткнуться в снег, стремительно выравниваются, пролетают мимо меня и находят свою цель, на снег вновь брызжет красное, очень много красного. Я вскрикиваю, наконец, выхожу из ступора, ползу, загребая снег, к Назару. В его груди нашли себе место все три стрелы. Он жив, мужчина, ради которого я была готова рискнуть всем, даже тем, чего у меня не было и теперь, наверное, никогда не будет. Жив, но пузырится в уголках губ кровь, я врач, пусть и собачий, я знаю, что это значит. У него пробито легкое, мне не помочь, мы исчерпали свою долю везения. Я смотрю на эти стрелы и не понимаю, с чего начать, что сделать, мне нужна операционная, опытный врач и инструменты, и много всего, что не найти здесь, на этой дурацкой горе. Преследователи спокойно идут влево, они все видят.

— Сейчас обойдут расщелину и будут здесь, — шепчет Назар в ответ на мои мысли. — Ты ничем мне не поможешь, беги скорее, у тебя ещё есть шанс.

— Никуда я без тебя не пойду!

— Беги, глупая.

Я не слушаю его, обрезаю одежду на его груди, осторожно, не касаясь стрел. И ужасаюсь. Он прав, я ничего не могу сделать, для того, чтобы достать стрелу из лёгкого, мне нужна помощь, у меня даже нет материалов для перевязки, я никогда не работала с ранами лёгких, я не знаю что делать! Паника захлестывает, не позволяя думать.

— Не уйду без тебя, все равно не уйду!