Женщина с той стороны

Когда мы выбрались из гор и дошли до настоящей дороги, Карагач раздобыл повозку. Теперь я все время спала. Спать было легко и здорово, во сне ни о чем не думалось, а когда я просыпалась, то понимала, что прошло ещё несколько часов. Делала необходимое и засыпала вновь. Боюсь, я была близка к тому, чтоб под скрип повозки и мерный цокот копыт уснуть навечно, причём в самом буквальном смысле. Проснувшись однажды утром, по многоголосому гомону за окошком моей повозки, по запаху поняла, что мы в городе. Во мне проснулся интерес, я отодвинула шторку и выглянула. Сквозь мутное, запыленное оконце мало что было видно, но это был город. Большой населенный пункт точно. Вдоль дороги проплывали двух-трехэтажные здания из серого камня, но на многих были яркие элементы вроде ставней или наличников, под окнами висели ящики. Наверно весной в них запестреют цветы, а сейчас они пусты. Не было принятых у меня дома заборчиков вокруг частных домов, тротуар шёл прямо под окнами, по нему текла людская толпа, которая гомонила на сотни голосов. Повозка ехала медленно, подпрыгивая на каменном покрытии дороги и лавируя в потоке таких же неприметных повозок. Ехали мы долго. Серые домики сменились величественными особняками, которые стояли вольготно, не теснясь. Перед ними были лужайки, росли деревья, ещё не растерявшие свой величественный осенний покров. Дорога тоже расширилась, участников движения стало меньше, и кляча, что везла меня, прибавила ходу. Справа мелькнула и осталась позади площадь с каким-то памятником на ней, мы подъехали к высокому особняку за кованой оградой и остановились. Дверка распахнулась, мне махнули, указывая на выход. Я вышла. Особняк был, конечно, хорош, но ничем не лучше своих собратьев стоящих по обе стороны.

— Это типа дворец? — едко поинтересовалась я.

— А ты во дворец собралась? Посмотри на себя.

Мы прошли внутрь, Карагач оставил меня у огромного зеркала в холле и ушёл распоряжаться. Я посмотрела на себя, как и было велено, и обомлела. Подняла руки, коснулась волос, не веря глазам своим. Нет, глаза не лгали, и зеркало тоже. Мои заметно отросшие уже волосы спутались неопрятными колтунами и висели вдоль лица грязными сосульками. Лицо в потеках подсохшей грязи, глаза опухшие, под ними мешки. Мех куртки местами обтерся, лоснился затертыми локтями и коленями, боже, да от меня пахло! Я не стремилась во дворец, я хотела назад, к Назару, даже если он мёртв, я не хотела думать о себе, я просто хотела, чтоб время тянулось как можно скорее. Но это…Я вызывала жгучее отвращение у самой себя, пожалуй, это первое такое яркое ощущение испытанное мной, с тех пор, как я спустилась с горы под конвоем.

— А где можно помыться? — робко, словно боясь своего голоса, спросила я.

— Иди за ней, она все скажет.

Толстая женщина в простом сером, но таком чистом платье поманила меня за собой. Мы зашли в комнату, пол которой выложен камнем. Горел большой камин, у него стоял глубокий таз, куда вереницей подносились и выливались ведра с водой. Наконец все вышли, остались только знакомая мне толстуха и молодая девочка.

— Раздевайтесь, — бросила мне толстуха. Я дрожащими от волнения пальцами сняла одежду, она кучкой осталась лежать на полу. Толстуха повернулась к помощнице, ткнула в мои вещи пальцем. — Сожги. Я не удивлюсь, если там вши.

Я утонула в красной волне стыда, мои вещи полетели в камин. Запахло паленым мехом. На мгновение мне стало грустно, ведь эти вещи своими руками мне шил Назар, а теперь и не осталось ничего от него, но толстуха быстро вернула меня с небес на землю. Грубо, не церемонясь, толкнула меня в сторону таза, я шагнула в обжигающе горячую воду и села. И поняла, насколько я замерзла, холод впитался в мои кости и не хотел покидать меня. Даже трясясь в повозке, я лишь куталась в тонкое одеяло, а в горах… Мысли снова вернулись к одиноко лежащему на снегу Назару, но от ушата горячей воды, что опрокинулся мне на голову, я неожиданно взвизгнула. Меня мыли и терли, намасливали волосы, пытаясь распутать колтуны, иногда щелкали страшных размеров ножницы, и прядь спутанных волос падала на пол. Наконец, сполоснув меня в нескольких водах, моё тело признали достаточно чистым.

Нырнув в неприметную в сумраке комнаты ещё одну дверь, мы оказались в просторной комнате, с очередным камином, похоже, здесь это основной способ согреть помещение. Помогало не очень, распаренная кожа покрылась мурашками. У высокой постели стояло кресло, перед ним стол. На нем какая-то еда, у меня не было сил вникать.

— Ешь, — бросила мне женщина.

— Ага, — вяло согласилась я.