Женщина со шрамом

– Тридцатого ноября я получил от нее письмо. По-видимому, она смотрела телевизионную программу о среднем образовании, в которой я участвовал. Она меня узнала и записала название школы, где я работал. Где и сейчас работаю. В письме просто говорилось, что она меня помнит и по-прежнему любит и что ей необходимо со мной повидаться. Она сообщила, что работает в Шеверелл-Маноре, объяснила, как туда проехать, и предложила встретиться. Письмо меня ужаснуло. Я не мог себе даже представить, что она имеет в виду, говоря, что по-прежнему меня любит. Она никогда меня не любила, не выказывала ни малейшего признака привязанности ко мне, да и я к ней. Я поступил как человек слабый и неразумный. Я сжег письмо и постарался забыть о том, что вообще его видел. Разумеется, это было абсолютно безнадежно. Через десять дней она снова мне написала. На этот раз в письме содержалась угроза. Она сообщала, что должна увидеться со мной и что, если я не приеду, она нашла человека, который сообщит всему миру, как я ее отверг. Я и сейчас не знаю, какой должна была быть правильная реакция на это письмо. Вероятно, надо было сказать обо всем жене или даже уведомить полицию. Но разве я мог заставить их поверить в истинность моих отношений с Люси? Или с Шерли? Я рассудил, что самое лучшее, по крайней мере для начала, будет повидаться с ней и попробовать разубедить ее в ее иллюзиях. Она предложила мне встретиться в полночь на парковке близ дороги, рядом с Камнями Шеверелла. Она даже прислала маленькую карту, вычерченную очень тщательно. Кончалось письмо словами: «Так чудесно найти вас снова. Мы никогда больше не должны расставаться».

– Письмо у вас? – спросил Дэлглиш.

– Нет. Я опять поступил глупо. Я взял его с собой, когда отправился в путь, и, приехав на парковку, воспользовался автомобильной зажигалкой и сжег письмо. Думаю, я был не в себе с того момента, как получил ее первое письмо.

– Так вы с ней увиделись?

– Да, увиделись. У Камней, как она просила. Я к ней не прикасался, даже за руку не поздоровался. Да она вроде бы и не ждала этого. Она вызывала у меня отвращение. Я предложил вернуться к машине, где нам будет более удобно, и мы сели в машине рядом. Она сказала, что, даже когда я был до безумия влюблен в Люси – это ее выражение, – она меня любила. Она убила Люси из ревности, но теперь она уже отсидела свой срок. Это означает, что она свободна любить меня. Она хочет выйти за меня замуж и родить от меня детей. Все это было сказано очень спокойно, почти без эмоций, но со страшной решимостью. Она пристально смотрела прямо перед собой: не думаю, что хоть раз взглянула на меня, пока говорила. Я как можно мягче объяснил ей, что я женат, что у меня ребенок и что между нами никогда ничего быть не может. Я даже дружбу ей не предложил. Как бы я мог? Моим единственным желанием было никогда больше ее не видеть. Все это было так невероятно, так ужасно!.. Когда я сказал, что женат, она ответила, что это не может помешать нам быть вместе. Я ведь могу получить развод. У нас будут общие дети, а она может воспитывать сына, который у меня уже есть.

Все то время, что он говорил, он не поднимал глаз. Его руки, лежавшие на столе, были плотно сжаты. Теперь он поднял взгляд на Дэлглиша, и они увидели в его глазах ужас и беспредельное отчаяние.

– Воспитывать моего сына! Одна мысль о ее присутствии в доме, рядом с моей семьей, вызывает у меня отвращение и ужас. Мне опять не хватило воображения. Мне следовало почувствовать, понять, в чем она так нуждается. Но все, что я тогда чувствовал, был ужас, непреодолимое стремление оказаться подальше от нее, выиграть время. И я добился этого ложью. Сказал, что поговорю с женой, но что ей не следует ни на что надеяться, так как надежды нет. Это я, во всяком случае, дал ей ясно понять. И тут она сказала «всего хорошего», снова ко мне даже не прикоснувшись, и ушла. Я сидел, глядя, как она скрывается во тьме, следуя за едва заметным лучом фонарика.

– А вы в какое-то время заходили в Манор? – спросил Дэлглиш.

– Нет.

– Она просила вас зайти туда?

– Нет.

– Пока вы находились в припаркованной машине, может быть, вы видели или слышали присутствие кого-то еще?

– Нет, никого. Я уехал, как только Шерли ушла. Я никого не видел.

– В ту ночь в Маноре была убита одна из пациенток. Не сказала ли вам Шерли Бил что-то такое, что могло бы навести вас на мысль о ее ответственности за это?

– Ничего.

– Имя пациентки – Рода Грэдвин. Не упоминала ли Шерли Бил это имя, не рассказывала ли вам о ней или о Маноре?

– Она ничего не говорила, кроме того, что там работает.

– В тот раз вы впервые услышали о Маноре?

– Да, впервые. Видимо, в новостях о нем ничего не было, а в воскресных газетах уж точно ничего. Я бы этого не пропустил.

– Пока – ничего, но завтра утром, вероятно, появится. Вы уже говорили с женой о Шерли Бил?