Женщина со шрамом

– Конверт нам не был представлен. Кэндаси сказала, что сразу его выбросила.

– Но вам прислали копию завещания?

– Да, мой брат прислал ее мне. Он знает, что меня интересует все, что касается моих старых клиентов. Возможно, он хочет, чтобы я чувствовал, что все еще занимаюсь нашим общим делом. Наш разговор превращается почти в перекрестный допрос. Пожалуйста, не думайте, что я возражаю против этого, коммандер. Просто прошло довольно много времени с тех пор, как моим мозгам приходилось работать.

– А когда вы увидели завещание, у вас не возникло сомнений в его достоверности?

– Никаких. И сейчас у меня их тоже нет. Откуда бы им взяться? Я полагаю, вам известно, что собственноручно написанное завещание имеет такую же законную силу, как любое другое, при условии, что оно подписано, датировано и заверено, и никто, знакомый с почерком Перегрина Уэстхолла, не мог бы усомниться, что именно он написал это завещание. Условия абсолютно те же, что в его предыдущем завещании, не в том, что непосредственно предваряло этот текст, но в том, что было отпечатано у меня в конторе в 1995 году. Я затем привез его к нему в дом, где он тогда жил, и оно было заверено двумя моими служащими, которые приехали со мной специально для этой цели. Условия я считаю в высшей степени разумными. За исключением библиотеки, которую он оставил своему колледжу, если колледж захочет ею воспользоваться, а в ином случае ее следовало продать, все, чем он владел, он оставил в равных долях сыну и дочери – Кэндаси. Так что в этом он проявил справедливость к презираемому полу. Я все-таки мог влиять на него, пока активно занимался адвокатской практикой. И использовал свое влияние в этом смысле.

– А существовало ли еще какое-то завещание, предварявшее то, что было теперь утверждено Высоким судом?

– Да, оно было составлено за месяц до того, как Перегрин Уэстхолл покинул инвалидный дом и переехал в Каменный коттедж, к Кэндаси и Маркусу. Вы вполне можете с ним познакомиться. Оно тоже написано от руки. Оно даст вам возможность сравнить почерк. Будьте добры, отоприте бюро и поднимите крышку. Вы увидите там черный ящик с документами. Это единственный ящик, который я решил привезти сюда. Вероятно, он понадобился мне как талисман, гарантирующий, что когда-нибудь я снова смогу работать.

Длинными деформированными пальцами он извлек из внутреннего кармана ключи и подал Дэлглишу. Тот принес к камину ящик с документами и поставил на стол перед поверенным. Ключом, висевшим на том же кольце, но поменьше размером, Кершо отпер ящик и сказал:

– Здесь, как вы увидите, он отменяет свое предыдущее завещание и оставляет половину состояния своему племяннику, Робину Бойтону, а другую половину делит в равных долях между Маркусом и Кэндаси. Если вы сравните почерк на обоих документах, думаю, вы согласитесь, что это одна и та же рука.

Как и в более позднем завещании, почерк был твердый, написанные черными чернилами буквы – на удивление четкие для старого человека, высокие, с толстыми, идущими вниз линиями, и тонкими, направленными вверх. Дэлглиш спросил:

– Разумеется, ни вы сами и никто из партнеров вашей фирмы не сообщили Робину Бойтону об этой блестящей перспективе?

– Это стало бы серьезной профессиональной ошибкой. Насколько мне известно, он ничего не знал об этом и никогда не наводил справок.

– И даже если бы знал, вряд ли мог бы опротестовать завещание, раз оно утверждено Высоким судом?

– Предполагаю, что и вы не сможете, коммандер. – Помолчав немного, Кершо продолжал: – Я согласился подвергнуться вашему опросу, а теперь хочу задать один вопрос вам. Вы полностью удовлетворены утверждением, что Кэндаси Уэстхолл убила Роду Грэдвин и Робина Бойтона, а затем пыталась убить Шарон Бейтман?

– Я отвечу «да» на первую часть вашего вопроса. Я верю не всему признанию целиком, но оно правдиво в одном отношении. Кэндаси Уэстхолл действительно убила мисс Грэдвин, и смерть мистера Бойтона произошла по ее вине. Она призналась, что собиралась убить Шарон Бейтман. Но к этому времени она, должно быть, уже приняла решение покончить с собой. Раз она заподозрила, что я узнал правду о последнем завещании, она не могла пойти на перекрестный допрос в суде.

– Правду о последнем завещании, – повторил Филип Кершо. – Я так и думал, что мы к этому подойдем. Но знаете ли вы правду? И даже если знаете, устоят ли ваши показания в суде? Если бы Кэндаси осталась жива и ее обвинили в подлоге, в том, что она подделала подписи отца и двух свидетельниц, при том, что Робин Бойтон умер, правовые осложнения вокруг завещания были бы весьма тяжелыми. Жаль, что я не смогу обсудить некоторые из них с коллегами.

Он, казалось, даже оживился, впервые с тех пор, как Дэлглиш вошел к нему в комнату. Дэлглиш спросил:

– А что бы вы показали под клятвой?