В пятницу, к середине дня, Кейт и Бентон распрощались с обитателями Манора. Джордж Чандлер-Пауэлл собрал всех вместе в библиотеке, и все обменялись рукопожатиями с полицейскими, кто-то бормотал себе под нос какие-то прощальные слова, кто-то произносил их четко и ясно, с разной степенью искренности, – во всяком случае, Кейт воспринимала это именно так. Она понимала, не испытывая неприязни, что с их отъездом атмосфера Манора покажется всем им заново очистившейся. Скорее всего это групповое прощание было устроено мистером Чандлером-Пауэллом для того, чтобы проявление необходимой вежливости прошло без излишней суеты. Гораздо более тепло они попрощались с хозяевами Вистерия-Хауса, где Шепарды обошлись с ними, как если бы они были их частыми и желанными постояльцами. Во время любого расследования встречались места и люди, которые надолго оставались счастливым воспоминанием, и для Кейт Шепарды и их Вистерия-Хаус оказались как раз такими. Она знала, что Дэлглиш часть завтрашнего утра будет занят беседой с сотрудником коронера и прощанием с начальником дорсетской полиции, которому он обязательно выразит свою благодарность за помощь и сотрудничество, оказанные дорсетскими полицейскими, особенно К.-Д. Уорреном. Потом он собирается поехать в Борнмут – беседовать с Филипом Кершо. Он уже официально попрощался с мистером Чандлером-Пауэллом и обитателями Манора, но ему придется вернуться в Старый полицейский коттедж – забрать свои вещи. А сейчас Кейт попросила Бентона остановиться там и подождать в машине, чтобы она смогла убедиться, что дорсетская полиция забрала оттуда все свое оборудование. Кейт не сомневалась, что ей не придется проверять, все ли чисто на кухне, а поднявшись наверх, увидела, что с кровати все снято и постельное белье аккуратно сложено. В те многие годы, что они с Дэлглишем работали вместе, она каждый раз испытывала укол ностальгического сожаления, когда заканчивалось очередное расследование и то место, где они собирались и сидели, беседуя, по вечерам, в конце концов оказывалось покинутым. Каким бы кратким ни было их пребывание там, для Кейт оно всегда становилось символом домашнего тепла. Дорожная сумка Дэлглиша стояла внизу, уже упакованная, и Кейт поняла, что следственный чемоданчик должен быть с ним, в машине. Единственным оставшимся предметом оборудования, который следовало увезти, был компьютер, и, поддавшись порыву, она ввела свой пароль. На экране высветилось единственное послание – e-mail:
«Дорогая Кейт, e-mail – неподобающее средство для того, чтобы выразить что-то особенно важное, но мне нужна уверенность, что ты это послание получишь и, если отвергнешь, оно будет не таким долгохранящимся, как обычное письмо. Последние полгода я прожил монахом, чтобы кое-что доказать себе самому, и теперь знаю, что ты была права. Жизнь слишком драгоценна и слишком коротка, чтобы тратить ее на людей, которые нам безразличны, и, более того, слишком драгоценна, чтобы перестать верить в любовь. Есть две вещи, которые я хочу тебе сказать и которые не сказал тебе, когда ты со мной простилась, потому что тогда они прозвучали бы как оправдание. Думаю, на самом деле это оно и есть, но мне надо, чтобы ты об этом знала. Девушка, с которой ты меня видела, была первой и последней с того времени, как мы стали любовниками. Ты знаешь – я никогда тебе не лгу.
Постели в монастыре ужасно жесткие, и спать в них одиноко, и еда тоже ужасная.
Кейт посидела с минуту в полной тишине; вероятно, минута эта длилась дольше, чем она думала, потому что тишину нарушил настойчивый гудок машины Бентона. Но ей понадобилось задержаться не более чем на секунду. Улыбаясь, она напечатала ответ:
«Послание получено и понято. Расследование закончено, хотя не очень удачно. Буду в Уоппинге к семи. Почему бы не распрощаться с аббатом и не вернуться домой?
8