Женщина справа

Все внимание я уделил досье, которое дал мне Хэтэуэй, когда мы обедали в китайском ресторане на Ван-Найс. Отложив в сторону записи из офиса окружного прокурора, я сосредоточился на результатах первых розысков. Сидя на полу в слабом свете лампы, я поспешно перелистывал страницы, пока не нашел наконец, документ, который был мне нужен. Мои глаза безостановочно сновали взад-вперед между разложенными передо мной документом и черновиком письма. Затем, растянувшись прямо на ковровом покрытии, я закрыл их. Передо мной мелькали эпизоды последних недель. Понемногу каждый из казалось бы несовместимых кусочков пазла нашел свое место.

Все было ясно, ужасающе ясно.

3

23 января 1959 года, пятница

Снова настойчивый звонок во входную дверь…

Элизабет прополоскала рот, быстро вытерла губы и неуверенным шагом вышла из ванной комнаты. Кто мог бы потревожить ее в такое время?

Дрожа будто в лихорадке, она направилась прямо к входу и приоткрыла дверь. При виде своего гостя она почувствовала, что ноги у нее подкашиваются.

– Что ты здесь делаешь?

– Мне надо было приехать… Бетти, что с тобой происходит? Ты белая как полотно!

Элизабет опустила глаза, поколебалась, а затем отступила, освобождая проход.

– Входи, не стой здесь. Я не хочу, чтобы тебя увидели.

Со всей поспешностью она снова закрыла дверь.

– Что произошло?

– Ничего. Я сейчас была в ванной комнате и плохо себя почувствовала. Мне уже лучше.

– Выглядишь ты совсем плохо. Присядь!

– У меня нет никакого желания присаживаться.

– Это из-за… всех этих лекарств, которые ты принимаешь?

– Нет, с ними это никак не связано. Без своих лекарств я не смогла бы ночью даже сомкнуть глаз. Тебе не следовало сюда приходить, это слишком рискованно.

– Говорить с тобой в общественном месте слишком рискованно, звонить тебе по телефону слишком рискованно! У меня не оставалось другого выхода.

Элизабет отступила до самой гостиной. Взгляд ее бесцельно переходил с одного находящегося здесь предмета на другой. Остановился на хилой высохшей рождественской елке, которую она даже не дала себе труда выбросить. Сейчас она была еще более растеряна, чем в ту минуту, когда открыла дверь. Ее разум был где-то далеко, будто на съемочной площадке, когда ей управляла та, другая. Он тонул в густом тумане, откуда она едва могла различить сцену, которая разыгрывалась в ее собственном жилище: противостояние двух вконец растерявшихся созданий, которым больше нечего друг другу сказать.

– Бетти, умоляю тебя…

Она сделала усилие, чтобы сосредоточиться.

– Ты не отдаешь себе отчета! Кто тебе сказал, что прямо сейчас за домом не следят?

– Мы не делаем ничего плохого. У тебя все равно есть право принимать гостей.

– У меня больше нет никаких прав. Отныне моя жизнь больше не принадлежит мне.

– Во сколько встреча?

Она посмотрела на каминные часы, стрелки которых начали обратный отсчет.

– Через полтора часа… на самом деле чуть раньше. Уходи, мне нужно подготовиться.

– Я не хочу тебя оставлять, не теперь. Позволь мне остаться. Я могу тебя сопроводить, поддержать…

Элизабет теряла всякое терпение: она сделала над собой усилие, чтобы не уступить гневу.

– Ты слышишь, что я тебе говорю? Я иду не на вечеринку или благотворительный бал! Это агент ФБР, господи боже ты мой! Человек, который может разрушить мою жизнь, когда ему это заблагорассудится.

Повисло молчание.

Лора медленно приблизилась к Элизабет, пока их тела не соприкоснулись, а затем поцеловала ее в губы.

– Не делай этого, пожалуйста.

– Ты нужна мне, Бетти. Я люблю тебя, как никого никогда не любила. И ты ничего здесь не можешь изменить…

4

Вот уже полчаса я сидел за рулем своего «Астон Мартина» на Малхолланд-драйв в пятидесяти метрах от дома Лоры Гамильтон. Мои глаза не отрывались от помпезного фасада из красного кирпича на другой стороне улицы. Я был в ступоре, в то же время зная, что, если вот так прятаться в машине, здесь чересчур усердный сосед запросто может вызвать полицию.

Весь остаток ночи я прокрутился с боку на бок; в голове у меня царила полнейшая неразбериха, я совершенно не представлял себе, что теперь делать. К шести утра, когда Эбби еще спала, я вышел из комнаты и покинул город, направившись вдоль побережья по дороге, ведущей в Окснард. На столе в гостиной я оставил лишь короткое послание: «Извини, я должен уехать. Надо сделать кое-что важное. Вернусь так быстро, как только смогу». Проехав Малибу, я припарковался в окрестностях Пойнт-Дум, а затем по мостику прошел к маленькому ручью. Только что начало вставать солнце. В это время здесь никого не было, кроме мужчины, прогуливающего старого лабрадора, напомнившего мне собаку Харриса. Поравнявшись, мы обменялись приветственными жестами. Океан и прибрежные скалы были восхитительны. Измотанный бессонной ночью, я прошел берегом; в голове не было ни единой мысли.

* * *