Женщина справа

– Что ты такое рассказываешь? Неужели уже переживаешь из-за своего возраста! Статья в «Нью-Йорк таймс»… это что-то! Твоя мать гордилась бы тобой. Именно о ней я и подумала, когда узнала, что ты стал сценаристом. На самом деле я никогда не переставала думать о ней.

Она поставила чайник на стол, и я заметил, что ее лицо погрустнело.

– Ты женат? У тебя есть дети?

– Да так, более или менее обеспечен совместной жизнью.

– Более или менее?

Я улыбнулся, смущенный интонацией, с которой она меня переспросила.

– Ее зовут Эбби. Она чудесная девушка. Она манекенщица… и куда более знаменитая, чем я.

– Ты переживаешь из-за этого?

– Нет, что вы! Никогда не мечтал о том, чтобы меня узнавали на улицах. Я пишу не для этого.

– Ты не понимаешь. Видишь ли, всю свою жизнь я гримировала актрис и ни за что на свете не хотела бы оказаться на их месте. В знаменитости есть что-то пугающее: ты не можешь оставаться самим собой, когда знаешь, что на большом экране тебя будут видеть миллионы человек. Думаю, что никогда не встречала действительно счастливых кинозвезд.

– А разве это не стереотип?

Он покачала головой.

– Знаешь, что делала Мерилин Монро в конце жизни? Она выходила на улицу ненакрашенная, плохо причесанная и садилась в такси.

– Для чего?

– Она устраивалась на заднем сиденье и спрашивала водителей: «С какой женщиной вы мечтаете провести ночь?»

– Думаю, все они отвечали: «Мерилин Монро».

– Почти все.

– И никто ее не узнавал?

– В такие минуты она была не Мерилин, а Норма Джин.

Успела ли моя мать познать головокружение от славы? Войдя на съемочную площадку, она все еще была скромной молодой девушкой из Санта-Барбары или просто куклой в руках режиссеров? Лора Гамильтон будто прочитала мои мысли.

– Некоторым образом твоя мать избежала всего этого…

Она поставила чайник на поднос.

– Может быть, пройдем в гостиную?

– Можно остаться здесь? Мне очень понравилась эта кухня.

– Ты совсем как я. Думаю, большую часть времени я провожу здесь. В любом случае этот дом стал слишком большим для меня.

– В любом случае он прекрасен.

Она улыбнулась, открыв совершенно белые и ровные зубы.

– Уверена, ты спрашиваешь, каким образом простая гримерша смогла купить себе такой дом.

У меня не было никакого желания лгать.

– Верно, приехав, я так и подумал.

– В 60-е цены в этом районе были не такими запредельными, как сегодня. Все поменялось в 80-е… И потом, я вышла за молодого человека, у которого было неплохое состояние: он был из руководящего состава «Метро Голдвин Майер», занимался тем, что контролировал производство фильмов. Стивен умер больше десяти лет назад, с тех пор я живу одна.

Она посмотрела на часы.

– А, три минуты… Никогда не нужно заваривать дольше.

Вынув фильтр, она разлила чай по чашкам.

– Кстати, как ты меня нашел?

– Мне о вас говорила бабушка.

Я предпочел не говорить ей всего заранее. Судя по всему, еще не было и речи о том, чтобы обсуждать роль Харриса и Кроуфорда во всей этой истории.

– Почему ты не пришел ко мне раньше?

– Я узнал о вашем существовании всего несколько дней назад.

– После смерти Уоллеса Харриса ты расспросил свою бабушку, так?

– Да. Думаю, прошло слишком много лет, чтобы она и дальше хотела отрицать прошлое моей семьи.

Могла ли она представлять себе, что на самом деле я стремлюсь открыть тайну исчезновения Элизабет?

– Я была очень огорчена смертью Уоллеса. В глубине души он был очень хорошим человеком. О нем написали столько ужасов: чудовище, одержимое манией величия, если верить журналистам… Безусловно, он был требовательным, но, как только ему давали лучшее, на что способны, он становился очень мягким.

– Вы уже работали с ним до «Покинутой»?

– Да, на «Путешествии по пустыне». Полагаю, он был удовлетворен моей работой… Харрис был скуп на похвалы, но сам факт, что тебя снова приглашали на съемки, сам по себе уже был похвалой.

Я отпил глоток зеленого чая, который напомнил мне лекарства Нины.

– Когда вы познакомились с моей матерью?

– Должно быть, за три или четыре месяца до начала съемок, в сентябре или октябре 1958 года, на пробах в гриме. Тогда мы очень много виделись, больше, чем когда-либо.

– Почему?

– Харрис хотел снимать только черно-белый фильм, чтобы передать атмосферу своей истории. Он не переставал повторять: «Можете представить себе в цвете «Двойную страховку»[72] или «Мальтийского сокола»?»[73] В том, что касается грима, черно-белый фильм требует большей технической точности, нужны очень укрывистые материалы, с которыми трудно работать. Первые попытки его не устраивали. Мы с Элизабет сразу почувствовали симпатию друг к другу, чего никогда не случалось ни с какой другой актрисой. Понимаешь, большинство знаменитостей не обращают никакого внимания на гримершу, а впрочем, и ни на кого из технического персонала. Актеры были просто избалованными детьми. Думаю, сегодня все должно быть еще хуже… из-за всех этих денег. Элизабет оставалась простой. У нее еще был вид провинциалки, которая только что прибыла в большой город.

– Однако она уже много лет жила в Лос-Анджелесе.