Она задумчиво улыбается. Ей ведь никогда не нужно было спрашивать у мужа позволения что-то сделать для себя, у нее всегда было на это право – которым, впрочем, трудно не пренебречь, когда у тебя на шее четверо детей. Как бы глупо это ни звучало, ей требовался приказ. И теперь приказ у нее есть. И перо в голове – это, видимо, способ привлечь ее внимание к проблеме.
И она замедляет бешеный ритм своей жизни. Она находит время для чтения. Она выделяет час для прогулок. Гуляя по пляжу у моря, где дует сильный ветер, она представляет, как бриз проветривает ее мозги, и даже присматривается – не вылетает ли из уха перо.
Однажды они с Полом уходят развлекаться на целый вечер.
Они с друзьями уезжают на выходные.
Она начинает бегать трусцой.
Она задумывается, не продолжить ли ей учиться, и увлеченно штудирует университетские проспекты с описанием предлагаемых курсов.
Однажды вечером она уходит в клуб и танцует до упаду, так что под конец ей приходится скинуть туфли, и пьет, не думая о том, что будет с ней утром.
Она ходит по магазинам. Она расслабляется, оттягивается, она проветривается – пока в голове не наступает полная ясность. И выздоравливает.
17
Женщина, которая носила сердце на рукаве
У нее был врожденный порок сердца, при котором необычно крупное сердце не помещается внутри грудной клетки. Врач Нита Ауджа проделала смелую, уникальную, единственную в мире операцию, заключавшуюся в том, что сердце ребенка было извлечено из его груди и помещено в карман, намертво закрепленный на левом рукаве. Всему миру объявили, что доктор Нита Ауджа проводила исследования близнецов, и это был интересный случай: одна из сестричек выжила несмотря на то, что ее сердце располагалось вне тела. Вены и артерии тянулись к сердцу сестры-близнеца. Молодая женщина была единственной в мире, кому сделали подобную операцию. Операция прославила доктора Ниту Ауджу, а ее пациентка стала знаменита – как девочка, которая носит свое сердце на рукаве.
Карман надлежало менять примерно один раз в семь дней, по мере износа клапана. Он был размером в две ее ладони, как будто ее сердце – по словам доктора Ауджи – надежно лежало у нее в руках. Операция спасла ей жизнь и, к счастью, не внесла сколько-нибудь заметных изменений в ее повседневность или диету. Она носила обычную одежду, просто с карманом на левом плече. В юности она позволяла себе маечки и платья с коротким рукавом, но позднее стала больше заботиться о сохранности своего кармана, выбирая одежду с рукавами из более плотной ткани. Однако громкий стук ее сердца, находящегося снаружи на рукаве, нельзя было скрыть. Если ей случалось пробежаться или просто быстро пройтись по улице, люди останавливались и таращились на нее. В кондитерской или в кафе-мороженом сердце ее так сильно трепыхалось от вожделения, что казалось, будто в рукаве у нее бьется хомяк или мышонок – любимый питомец, который всегда с ней. При виде мальчика, к которому она была неравнодушна, сердце, как и румянец на щеках, сразу выдавали ее с головой.
Ее сердце мгновенно выдавало все ее симпатии и антипатии. В какие-то моменты оно показывало радостное возбуждение, а в другие – уныние и безразличие. Она не могла ничего скрыть. Она зависела от своего сердца, и потому ей оставалось только следовать за ним, как бы ни хотелось изменить направление. Порой она ощущала себя одним из пары сиамских близнецов, причем второй близнец, неотделимый от нее, находился у нее на рукаве.
Она поняла, что сердце на рукаве нередко заставляло относиться к ней с недоверием. Маска, которую она привыкла носить на лице, противоречила биению ее сердца. Это походило на то, как люди порой боятся клоунов – когда их веселый, разбитной облик спорит с их поведением в моменты, когда они изображают грусть. С другой стороны, если она позволяла сердцу выражать себя открыто, люди пугались ее прямолинейности, потому что сами могли сближаться только медленно и постепенно. Она же шла напролом, не в силах совладать со своим сердцем. И оно снова выдавало ее.
Сердце на рукаве делало ее легкой добычей психопатов и садистов, которые чувствовали ее хрупкость и стремились задеть ее просто потому, что могли.
За тридцать лет жизни с сердцем на рукаве она накопила немало шишек и ссадин. Главнейший из ее органов постоянно находился в опасности, и хотя, по счастью, серьезных травм ей удавалось избегать и сердце работало как часы, но кто-нибудь нет-нет да пихнет ее локтем. В транспорте, на рынке, в любой толпе необходимо было помнить об осторожности. Безрукавки и летние платья ее юности уступили место блузкам и мешковатым свитерам, под которыми можно было спрятать сердце. Но оно само все время напоминало о себе.