Женщина в черном и другие мистические истории

В ту же минуту дверь отворилась, и в проеме показалось лицо, куда более молодое, чем лицо ризничего, отмеченное, однако, тем же беспокойством, только не за собственную безопасность, а скорее за благополучие ближнего. Принадлежало оно, очевидно, дочери ризничего, и если бы не упомянутое мною выражение, девушку можно было бы счесть красивой. Увидев, что отца сопровождает крепкий незнакомец, она просветлела. Отец и дочь обменялись несколькими фразами, из которых Деннистаун уловил лишь следующую: «Он смеялся в церкви.» На эти слова девушка ответила лишь взглядом, исполненным ужаса.

Чуть погодя все они оказались в гостиной, небольшой комнате с высоким потолком и каменным полом. В очаге потрескивали поленья, по стенам плясали тени. Высокое, почти до самого потолка, распятие придавало помещению некое сходство с часовней. Фигура Христа была выкрашена в телесный цвет, крест был черным. Под распятием помещался старый солидный сундук, и когда лампа была принесена, а стулья расставлены, ризничий подошел к нему и с нарастающим волнением и нервозностью извлек, как показалось Деннистауну, массивную книгу, завернутую в белую ткань с грубо вышитым красным крестом. Еще до того, как ткань была удалена, Деннистаун приметил размеры и форму тома. «Слишком велик для молитвенника, — думал он, — и не похож на антифонарий. Может, все-таки что-то стоящее?» Лишь только книга показалась из-под полотна, Деннистаун почувствовал, что напал, наконец, на нечто гораздо больше, чем просто стоящее. Перед ним лежал крупный фолиант, относящийся, вероятно, к концу XVII века, с золотым гербом каноника Альберика де Мольона на обеих обложках. В книге угадывалось около ста пятидесяти страниц, и почти к каждой прикреплялся листок из заставочной рукописи. Подобного сокровища Деннистаун не чаял встретить даже в самых дерзких своих мечтах. Здесь были десять страниц из иллюстрированной копии «Бытия», предположительно, 700 года нашей эры. За ним полный комплект иллюстраций к псалтыри английской работы, лучшего качества, на какое только был способен тринадцатый век. Но ценнее всего представлялись двадцать страниц, покрытые унциальным письмом на латыни — отдельные слова сразу же подсказали англичанину, что перед ним какой-то очень ранний неизвестный доселе патриархальный трактат. Мог ли это быть фрагмент «О слове Господа нашего» Папия,[23] который, как доподлинно известно, существовал в XII веке в Номах?[24] Как бы там ни было, он принял решение — книга должна была вернуться с ним в Кембридж, хотя бы для этого пришлось закрыть счет в банке и ждать доставки денег в Сен-Бертране. Он бросил взгляд на ризничего в поисках хоть какого-нибудь намека на то, что книга продается. Ризничий был смертельно бледен, губы его дрожали.

— Пролистает ли месье до конца, — вымолвил он.

И месье переворачивал страницы, обнаруживая все новые и новые сокровища, но в конце книги наткнулся на два листочка, принадлежащие, как ни удивительно, ко времени куда более позднему, чем все, что он видел до этого. Современные, решил Деннистаун, оставлены беспринципным каноником Альбериком — чтобы создать бесценный альбом, тот, похоже, разграбил всю библиотеку совета Сен-Бертрана. На первом листке был план южного нефа и аркад церкви, начерченный весьма аккуратно и узнаваемый для любого, кто там побывал. План содержал занятные знаки, похожие на планетарные символы, несколько слов на иврите в уголках, а в северо-западном углу аркады красовался нанесенный золотой краской крест. Под планом шли строки на латыни:

«Responsa 12^{mi} Dec. 1694. Interrogatum est: Inveniamne? Responsum est: Invenies.

Fiamne dives? Fies. Vivamne invidendus? Vives. Moriarne in lecto meo? Ita.»

(Ответы от 12 декабря 1694 года. Был задан вопрос: Найду ли я его? Ответ: Найдешь.

Буду ли я богат? Будешь. Будут ли мне завидовать? Будут. Умру ли я в своей постели? Умрешь.)

— Отличный образец записки кладоискателя, напоминает ту, что оставил господин младший каноник Куотермейн о старом Соборе Святого Павла, — прокомментировал Деннистаун, переворачивая страницу.