Женщина в черном и другие мистические истории

— Что терзает меня, Биггз? — почти жалобно спросил банкир. — Ни одной живой душе не известно. Эта лихорадка не одно поколение учёных ставит в тупик. Впадаешь в коматозное состояние, а они называют это временным прекращением жизненных функций. Только это они и умеют — придумывать названия болезням. И наш семейный врач об этом недуге знает не больше, чем вы или я. Обычный врач всё делает наугад. Догадывается, что у тебя лихорадка, и прописывает лекарство в надежде, что попал в яблочко. Если ничего не получается, напускает умный вид, мотает головой и ставит над тобой ещё какой-нибудь опыт. Может, в этот раз сработает, а может быть, и нет. Единственное, в чём мой гадальщик уверен, так это в том, что выживу я или умру, а он всё равно получит хороший куш за свои услуги.

Повисла пауза. Биггз оставался неподвижным.

— Право слово, — разразился новой тирадой Макмастерс, — если бы я своё дело вёл в том же духе, я бы через месяц остался нищим.

— Но доктор говорит, что вы выкарабкаетесь, — вставил Биггз.

— Ещё бы не говорил, — едко отозвался банкир. — Работа у него такая. Знаю я эту болтовню. Втайне он прекрасно понимает, что шансов дожить до его возвращения у меня не больше, чем шансов умереть.

— Нет, сэр, вы не умрёте!

— Этого я и боюсь, Биггз. Но меня всё равно сочтут умершим, забальзамируют и тем положат мне конец.

— Прошу вас, сэр…

— Запомните мои слова, Биггз, — перебил больной. — Пристрелите любого санитара, который попытается влить мне в вены этот покойницкий раствор.

— Непременно, сэр, — ответил Биггз, опасаясь, как бы чрезмерное волнение не ухудшило состояние хозяина.

— Знаю, я выгляжу так, будто нахожусь при смерти. Этот проклятый вирус был в крови и у отца, и у деда, и я сильно сомневаюсь, что оба они были мертвы, когда констатировали их смерть!

— Что ж, если каким-то образом… То есть, — удручённо предположил Биггз, — если покажется, что вы… умерли, почему бы на некоторое время не оставить ваше тело здесь, в доме?

— Устои, формальности, порядки, законы для твердолобых! — банкир буквально кипел от злости. — Чиновники от здравоохранения целую армию сюда притащат, чтобы только любой ценой меня похоронить. Нет-нет, Биггз, у меня там отличный склеп, тихий, безопасный, с хорошей вентиляцией и освещением, как в вагоне первого класса, а ещё со специальной кнопкой. Её существование я держу в строжайшей тайне. Электрик, который установил эту кнопку, скончался два года назад. Так что, кроме вас и меня, о ней не знает ни одна живая душа.

— Не следует ли сообщить о ней ещё кому-нибудь? Вашему адвокату, например, или…

— Нет, Биггз. Если я на самом деле умру, я не хочу, чтобы в какой-нибудь воскресной газетёнке расписали мои причуды. А вот если вернусь, будет самое время поведать ошеломлённой публике о моей прозорливости.

— Вы… вы так хладнокровно говорите об этом, сэр.

— Я всегда смотрел правде в глаза, Хайрам, и о смерти я рассуждаю, как о любом другом деле. Я не готов сыграть в ящик, и если мне выпадет шанс облапошить докторов, похоронных агентов, законников, наследников и прочую родню и прожить ещё несколько лет, я им воспользуюсь. И не забывайте о несчастном дедушке. Он мог бы быть жив и здоров, если бы воспользовался моим планом — только и всего.

* * *

Биггз отвернулся. Сердце его обливалось кровью. Религия была для него хлебом насущным. Смерть представлялась старому слуге венцом беззаветного служения и непрерывной молитвы. Годы его клонились к закату, и он ждал неизбежного дня с простой верой, что, услышав зов, откликнется спокойно и радостно, «…как тот, кто, опустив над ложем полог, тропою снов уходит в безмятежность».[41] Старый слуга с содроганием ждал очередного потока слов из уст хозяина, которого он всю жизнь любил и почитал, и который теперь каждой фразой, точно острым лезвием, ранил его чувствительную душу.

Но слов всё не было. Биггз обернулся. Массивная голова хозяина вяло опустилась на мягкие подушки. Побледневшие губы беззвучно двигались в попытках что-то прошептать. Вдруг показалось, что могучее тело неизмеримо глубже погрузилось в оделяла, и в комнате повисла мертвенная тишина.

Интуитивно чувствуя, что этот приступ гораздо опаснее, чем любой из предыдущих, Биггз всеми силами принялся приводить хозяина в чувство, сначала мягко, затем всё резче встряхивая его и окликая срывающимся, полным отчаяния голосом. Всё было бесполезно. Грузное тело под белоснежными простынями на глазах бледнело и окончательно обмякло.

Часы тянулись мучительно долго, а одинокий старый слуга безмолвно сидел у постели, пока настойчивый, мерный звон телефона не заставил его подняться.

— Да, — дрожащим голосом ответил Биггз. — Да, доктор Мередит, хозяин отдыхает. Не стоит беспокоить его до завтра.

— Я продержу их в неведении так долго, как смогу, — тихо проговорил он, возвращаясь к месту своего бдения. — Бог милостив… может быть, хозяин ещё вернётся… и займётся делами, которые так долго откладывал. Господи! О, если б ты призвал меня вместо него!