Для многих народов древности смерть была матерью. которая вновь принимает в свое лоно жизнь, ею рожденную. Умереть значило для древних вернуться в «материнское лоно». Поэтому амореи, хурриты и другие народы, погребая своих покойников, придавали их телам позу скорчившегося зародыша — это было глубочайшее выражение чувства защищенности. Особенно наглядно выражает это чувство «Ригведа»: «Как мать прикрывает спящего сына краем своей одежды, так покрываешь его ты, о земля!»
Так же ощущал праматеринское начало И. В. Гёте. Во второй части «Фауста» Эмфорион, сын Фауста и Елены, падает после безрассудно смелой попытки полета, и «из глубины» доносятся его слова: «Не оставь меня, мать, одного в царстве мрака».
В греческой мифологии рождение и смерть представляют собой некое единство. Поэтому смерть там олицетворяет женщина. Существовало представление о женщинах-пряхах, которые прядут нить жизни, плетут из нее судьбу, вяжут узлы, а под конец обрезают. Их называли «мойры». Ф. Отто так описывает их в своей книге «Боги Греции»: «Звездные часы этих мойр — начало и конец, рождение и смерть, и еще третий час — свадьба. Вот три решающих момента в жизни женщины; богини судьбы всегда помогают при родах и покровительствуют бракам. Роды и смерть, равно как свадьба и смерть, — нет ничего важнее для женщины».
С возвращением в землю завершается кругооборот бытия и должен начаться новый. Таким образом, смерть неотделима от жизни. Плутарх написал Аполлонию такие слова утешения: «Род смертных, подобно царству растений, движется постоянно по кругу. Одно расцветает для жизни, другое умирает, и его срезают». Сходную мысль выражает Филон Александрийский: «Всякий конец есть начало чего-то другого. Конец дня есть начало ночи, и наоборот. Если нам предстоит погибнуть. то верно мудрое изречение: «Ничто сущее не умирает. оно лишь является в новом облике».
Иудаизм, не признававший женских полубожеств, представлял смерть в образе мужчины. Это был мужчина с косой, кровожадное, ненасытное чудовище. Жители Палестины не могли представить себе смерть как тихое испускание духа, как мирный, успокоительный сон; для них это был немилосердный косарь, который косит свои жертвы целыми рядами. Это библейское представление о страшилище с косой сохранилось в Европе вплоть до средних веков.
Мужской или женский облик смерти — какая персонификация больше соответствует современным представлениям? В нашем веке, после двух мировых войн, при нынешнем напряженном положении в мире вопрос о смерти особенно близок именно женщинам. Перед лицом нарастающей угрозы, которую могут принести жизни новые войны, атомное оружие и т. п. необходим мы усилия, чтобы преодолеть кризис; женщины, как и во все времена, способны внести в это особый вклад.
ЖЕНЩИНА В ДРЕВНЕЙ ИНДИИ
(вместо послесловия)
Название данной книги, очевидно, привлечет к ней внимание широкого круга читателей. К сожалению, в нашей научной и популярной литературе очень мало работ, посвященных подобной тематике. Между тем она не только занимательна, но и научно значима по меньшей мере в двух аспектах. Во-первых, все больше ощущается потребность — и среди людей «читающих», и среди «пишущих» — в живом и конкретном представлении об истории. Только реальная картина того, «как жили люди в старину», позволит в будущем избежать социологических схем, где люди вовсе заменяются борьбой абстрактных «сил» и «отношений». Второй существенный аспект данной тематики определяется тем, что сами теоретические построения должны учитывать огромную роль семьи, институтов и культурных традиций, связанных с системой родственных отношений. Эти проблемы особенно важны для истории древнейших и древних обществ.